Бессердечный

Вариантов перебрали много: чуть ли не до дротиков и меча для регби, но всё это мне не представлялось никак. Я бы не отнёсся к этой затеи серьёзно, если бы не нашёл продольный, еле видный порез на правой ладони. Мы возвращались домой, и прошли мимо стрелкового клуба, где тренируются в стрельбе из различных видов оружия, от пневматического пистолета до примитивного лука и Кира повела меня туда. Про этот клуб я раньше не слышал, хотя он находился совсем недалеко от антикварного магазина.

– Деньги есть? – вымогательски спросила она, проходя к стойке.

– Найдутся, – скрягой я не был.

Любовью к огнестрельному оружию я не воспылал, в стрелковом зале сероватом и холодном мне стало дурно, а звук выстрелов даже через наушники раздражал до неприличия. К тому же хоть в мишень я и попал, когда её приблизили, я поспешил выйти, ничего не объяснив, ни инструктору, ни Кире. Пули прорезали грудную клетку мишени-манекена, и у меня досадно колыхнулось в груди. Кучности выстрелов удивилась не только Кира, но и инструктор, который упомянул, что я где-то занимался, на что мне осталось только пожать плечами и сказать: «Не помню». И тогда инструктор, уверенный в моей подготовке, мужчина армейской наружности, бритый, голубоглазый и давяще высокий – предложил другой зал и оружие. Я согласился, честно осознавая – в этом что-то есть. Мы перешли в зал, где на стенах висели арбалеты и луки; инструктор осмотрел меня и выбрал средних размеров лук, объяснил, что и как делать и ушёл с Кирой подальше. Натягивая тетиву я испытал необъяснимое чувство дежавю – руки сами, словно знали, что делают и вправили стрелу, я поменял позицию совершенно бессознательно и отпустил тетиву с едким ни с чем несравнимым ощущением досады, будто у меня отняли очень ценное нечто и вот я держу его в руках, а оно уже не такое, каким было раньше. Инструктор довольно хмыкнул, и вручил мне арбалет потяжелей, после нескольких попыток оторвать меня от лука. И с ним я справился, ему не пришлось ничего объяснять. Сначала я долго рассматривал прибор и подсознательно понимал, где и что находится и как с ним обращаться: я упёр арбалет в пол, и зацепил ногой, взвёл механизм, прицелился и с огромным удовольствием услышал свистящий звук болта, вырывающегося из ложбинки. Меня посетило чувство многократного повтора, я выстрели всего раз, а показалось, что намного больше и слух и зрение и телесное восприятие взбунтовались, раз за разом, повторяя момент выстрела. Я насчитал всего тринадцать, и мне стало неуютно, чувство страха, которое сейчас было неуместно, подкрадывалось, а точнее вылезало изнутри, я застыл у мишени и смотрел на неё ошарашенными глазами и совершенно не двигался. Смотрел, пока все пущенные в неё болты не смешались в один, хотя я понимал, что зрение подводит, там же всего один болт, откуда взялись ещё три, непонятно; они слились в единый толстый болт с пушистым жёлто-белым наконечником. Оторваться от магической мишени я не мог, что-то начинало вспоминаться, мелькало: будто я в цветущем лесу возле похожей мишени, я маленький, наверное, лет двенадцать. В видение проклёвывалось что-то серое и мутное, оно веяло опасностью, но его перебивал цветущий лес. И тогда я понял, что серое и мутное – это то, что я хочу вспомнить, тот злосчастный день моей жизни, но как я не старался впустить серое и мутное, цветущий лес останавливал его, как фильтр на кране не пропускает грязь и заразу.

Меня окликнула Кира, она подошла и боязливо спросила, всё ли со мной в порядке, даже потрясла за плечо с несвойственной ей опаской в глазах. Она погладила меня по щеке, когда я ответил, наверное, я напугал её.

– Ничего, некоторые воспоминания даются с трудом, – сказала она, стоя рядом со мной и придвинутой мишенью, – как замки. Ты справишься.

Тогда я и понял, что Кира даже со стороны всё понимала и чувствовала. Да, она вела себя спокойно и рассудительно, но я заметил – она боится, дрожит и старается ещё больше показать, что её ничто не может смутить.

С инструктором Лёшей мы говорили ещё с полчаса, он всё удивлялся моим умением и утверждал, что я непременно занимался стрельбой. Ну что я ему отвечу, всё говорил, что не помню. Кира подтвердила, что проводила эксперимент и заметила, что он удался. В тот вечер я так и не понял, кто больше радовался: Кира или инструктор, который звал меня прийти ещё, мол, с такими людьми приятно работать. Но уж точно не я, мне скорее стало не по себе, грустно от того что я не добрался до воспоминания.

4