Бессердечный

И что вот с такими делать? И кто мне скажет? Я осмотрелся – стемнело почти до мглы, и подумал, что не мешало бы дойти до дома, пусть бежит, захочет встретиться – найдёт меня.

3

Сказать, что я бедствовал – это слегка упростить, хотя мне этот факт не мешал ничуть. В магазине платили подозрительно столько, сколько хватало на квартплату, еду и проезд. Смешно даже, но телефона у меня не было, поэтому я изредка звонил с городского телефона Киры, но чаще родители звонили мне сами. Однажды Кира подняла трубку и познакомилась с Ликой, моей мамой. Было забавно объяснять маме, что Кира друг в прямом, косвенном и переносном смысле. Лика позвонила и сегодня, поздно вечером, напомнила мне о лекарствах, которые я должен принимать и испортила настроение предстоящей операцией, о которой я старался не думать вовсе. Так, если о чём-то думаешь часто – это скапливается вокруг тебя, словно слизь, наседает, облепливает и не даёт покоя.

– Мама, – угрюмо сказал я в трубку, – не нужно напоминать мне о том, о чём я сам никогда не забуду.

– Вильям, как ты там, как память? Всё хорошо? Ты так резко уехал, мог бы остаться, зачем было уезжать, ты же там один.

– Хорошо, мам, хорошо, ты не нервничай, я по-прежнему ни чёрта не помню! – дежурно ответил я. Это стало печальной шуткой, таким своеобразным напоминанием о трагедии. – Я так решил, значит было нужно уехать.

И все же я соврал, вспомнил немного, но молчал, не хотел, не то чтобы сглазить, просто хвалиться не любил. Разговор дальнейший пересказывать не стану – ничего интересного. Выходные я провёл с Кирой, мы как обычно гуляли и говорили и завели довольно интересную тему.

– Ведь невозможно ничего не помнить! – воскликнула она, отрываясь на минутку от любимого дела. – Ты же ешь, ходишь, в конце-то концов – говоришь, это то же память только другая – семантическая, – она присела, завидев кусочек зелени проклюнувшейся через снег.

– Но я не помню воспоминаний о себе, – как же глупо это звучало, я даже усмехнулся.

– А это биографическая память, – она подошла ко мне,– родителей ты помнишь?

– Да, помню.

– Есть такой вид памяти человека, – она уже переключилась на меня, меняя ракурс, – эпизодическая – ты просто не помнишь место и время, и что произошло в конкретный день. Так, ведь?

– Так, – ответил болванчик.

– Ты хочешь вспомнить всё, чего не помнишь, – продолжала она и фотографировала одновременно, размышления и любимое дело она совмещала слишком умело, – но ты не знаешь, что именно нужно вспомнить. Давай сузим круг, слишком сложно пока что, – фотоаппарат она убрала в чехол и повесила на шею, и мы пошли по припорошённой снегом поляне из статуй голых деревьев.

И я задумался, что сейчас мне хотелось бы выудить из головы, и пришёл к выводу, что увлечения: как-то скучно стало в последнее время, захотелось вспомнить, как раньше я прожигал время.

– Можно узнать, чем я занимался: увлечения, хобби.

– Давай попробуем, – Кира приняла серьёзное выражение лица.

Мы присели на подвернувшуюся лавку, Кира всмотрелась в мои глаза, она обдумывала с чего начать. Признаться, я знал, что она новичок, но мне это не мешало и ничуть не пугало – иногда умелый человек не может не то что применить полезные знания в жизни, а даже не сразу направит их в нужное русло. У Киры это каким-то образом получалось.

– Когда тебе становится скучно или грустно, к чему ты тянешься? – начала она с простого вопроса.

– Ну, я иду гулять.

– Но когда ты гуляешь, ты держишься определённых мест?

Честно задумался, и напрягая внутренние рецепторы, я припомнил последний скучный день и ответил:

– Да! Кажется, тянет в лес, в тишину. Куда бы ни пошёл, обязательно зарулю на какую-нибудь поляну.

– А желание что-то сделать есть? Присесть, пробежаться или же залезть повыше, что-то специфическое, не будничное? Представь себя сейчас на такой поляне или в лесу, расслабься и закрой глаза.

Я честно представил себя в лесу: ничего необычного, кругом деревья, делать, конечно, ничего сверхподвижного не хотелось, кроме одного – сосредоточится на самом дальнем дереве и прицеливаться к нему, вымерять расстояние. Странное ощущение я передал Кире, она, хмыкнув, предложила мне пока не открывать глаза и представить возле себя различные предметы, которые она называла.

– Теннисный мяч, – он валялся в снегу и симпатии особой не вызывал, лишь получил пинок, – велосипед, скоростной! – И его я представил, с тонкими куриными колёсами, бараньим рулём, и так противно стало, что он сам и покатился в неизвестность. – У тебя довольно сильные мышцы рук и предплечья, представь, – она ненадолго замолчала,– цель, пробормотала она, – цель, метательные ножи!

Метнув парочку в цель, в моём сознании вспыхнул красный флажок, и я вскрикнул, порезаться я не мог, но боль обожгла руку выше кисти, и ощутил её я самой настоящей.

– Нет, точно не моё!