Бессердечный

Я пришёл к дому: несчастной пятиэтажки, обтрёпанной до безобразия и засел в детском городке на лужайке, отсюда все подъезды видны, как в бинокль. Спустя пять минут, после того как вошла парочка, я зашёл в дом и неспешно поднимался по лестнице, пока слышал их голоса, а когда послышался хлопок двери, поспешил. Кирилл семенил по ступенькам, и я остановил его, встал тенью посредине лестницы и поднял на него недоброжелательный взгляд. В его глазах не отразилось ровным счётом ничего – они выражали холодный отблеск безразличия к моему присутствию, но только до того момента, пока он не смог пройти дальше.

– Поговорить нужно, – сказал я мрачно, куда мрачнее, чем выглядел сейчас.

– Да не о чем мне с тобой говорить. Ты дурачок что ли? – возмутился Кирилл и попытался оттолкнуть меня, раз, за разом усиливая порывы уже двумя руками.

– Не волнуйся ты, – я убрал его руки с плеча, – не пущу пока не поговорим, – и снова ядовито посмотрел, и мне показалось, что он слишком быстро сдался, будто этого и ждал.

–Хорошо, давай поговорим.

Мы остались на лестнице, оба не желая сходить с места.

– Я не понимаю, почему Кира перестала со мной разговаривать и проводить время, как раньше. Её подменили – она не могла на меня обидеться, я её никогда не обижал.

– И что? Причём я-то тут? – Кирилл развёл руками и потянулся оттолкнуть меня к стене.

– А при том – я уверен, что это ты натравил её на меня. Для чего не знаю. Но это ты.

– Ну да, больше делать мне нечего, кроме как заговоры строить. Хотя не отрицаю с такими, как ты я посоветовал ей не водиться, – он брезгливо ткнул в меня пальцем.

– И кто ты такой чтобы решать с кем ей быть, а с кем нет? По-человечески нельзя? Ты хоть понимаешь кто она для меня?

– Да мне по барабану! Пофигу! – он злил меня, ждал, когда начну его бить, но я не мог или Кира больше ко мне не подойдёт. Он значит для неё что-то и как бы я его ни ненавидел для меня важно, что она его любит и я смягчился в голосе.

– Она помогает вернуть мне память, для меня это важно. Мне никто так не помогал, как она. Осталось чуть-чуть вспомнить, мы с ней подобрались очень близко.

Я смотрел в его зелёные глаза и по-прежнему не видел ничего. Он старался сдерживать всё в себе, выпячивая вперёд лишь раздражённость и безразличие ко мне.

– Знаешь, тебе лучше обратиться к специалисту, а Кира всего лишь фотограф. Я всё оставлю, как есть, не мешайся под ногами. Сам на хирурга учусь и советую тебе времени не терять: бывает, люди никогда не вспоминают. Ничем не могу тебе помочь.

И тут я не выдержал – толкнул его, а потом схватил за грудки и затряс.

– Ни-че-м-м-м не можешь помочь? Можешь! – тряс я его. – Ты с ней поговоришь. – Мы переместились к стене в пролёте пачкающей всё белым, и я уже орал, – Ты с ней поговоришь!

Он выпутался, мы сцепились, и в мою голову постучалось воспоминание так не вовремя зажёванный диск начал воспроизводиться, но с перебоем. Кирилла я точно знал, но откуда? Из моего прошлого. Пока он заламывал мою руку, я чётно припоминал его участие в моей жизни, но после дикой боли решил, что пошло всё лесом и начал отбиваться. В тот вечер мы разошлись, прилично потрепав друг друга, поваляв по полу, зарядили по лицу и разошлись каждый на своём, с устойчивым чувством, что ещё встретимся.

3

Зашёл домой я не сразу, всё сидел на лестнице, ступеньке третей от начала и думал, что буду делать дальше. Ни обиды, ни досада, ничего кроме злости разговор с Кириллом у меня не оставил, да и сам он сейчас волновал меня не больше, чем разновидность поплавков, а рыбачить я не любил, это уж точно знаю. Он вышел из головы, но там прочно засела Кира. Правильно было поговорить с ней, но, правда, зачем ей общаться с таким как я? Я для неё планктон в водном мусоре, плыву себе как-нибудь, живу одним днём, ни планов на жизнь, ни стремлении. Я посмеялся и плюнул на это. Что себя жалеть? Жалеть себя – нельзя, ни в коем случае, куда полезнее смеяться над собой, высмеивать. Посмотришь на себя со стороны и поймёшь, что сожаление только усугубит ситуацию. Лучше посмотреть и исправиться, что я собственно и делаю, но встречаю всяческие помехи в виде сбоев в собственной системе и Кирилла. У людей всегда так: занимаясь чем-то или делая что-то, поначалу работают медленно, размеренно, но чем ближе к концу, чем явнее осознаешь, что осталось малость, тем темп увеличивается, ажиотаж возрастает и уже всё становиться неважно. И я на такой же финишной прямой, но ускоряться мне нет смысла, как бы ни хотелось – в моём случае от скорости ничего не зависит. Ничего. И вот я поднялся, подошёл к двери и ощутил звоночек свободы, он говорил, что зависеть от других нехорошо, пора бы стать самостоятельным. И это означало выудить из головы воспоминания самому. Когда я зашёл в квартиру, мне показалось, что по коридору кто-то пробежал секунду назад и еле слышно прикрыл дверь.