– Сегодня не вы одна получили корреспонденцию. – Он торжественным жестом достал из конверта письмо. – По словам известного эксперта по вопросам траурного этикета, хотя не может быть и речи о том, чтобы пойти в театр или на танцы, разрешается сходить в концерт, посетить выставку в музее или частную художественную галерею. Эта знающая леди пишет: «Существуют опасения, что длительное уединение молодых особ может способствовать развитию меланхолии у подверженных ей. В то время как девушки должны проявлять должное уважение к памяти покойного графа, позволить им несколько невинных развлечений было бы и мудро, и милосердно. То же самое я бы рекомендовала для леди Тренир, чей живой характер, на мой взгляд, не сможет долго выносить однообразную диету из монотонности и одиночества. Поэтому я одобряю…»
– Кто это написал? – воскликнула Кэтлин, выхватывая письмо у него из рук. – Кто мог предполагать… – Она увидела подпись внизу письма и ахнула. – Боже правый, вы советовались с леди Бервик?
Девон усмехнулся.
– Я знал, что ничье другое суждение для вас не будет авторитетом.
Он чуть приподнял Кэтлин на колене. Ее стройная гибкая фигура была заключена в слои шуршащих верхних и нижних юбок, соблазнительные изгибы тела затянуты корсетом. С каждым ее движением вокруг них проплывало легкое облачко аромата роз и мыла. Она напомнила Девону миниатюрный душистый пакетик из тех, что женщины кладут для запаха в гардеробы и комоды.
– Соглашайтесь! Лондон – не такое уж неприятное место, правда? Вы никогда не жили в Рейвенел-хаусе, а он в гораздо лучшем состоянии, чем эти руины. Смените обстановку, посмотрите что-то новое. – Он не удержался и добавил шутливым тоном: – А самое главное – я всегда буду рядом и готов вас обслужить когда пожелаете.
Она насупилась.
– Не называйте это так.
– Прошу прощения: это было грубо, – но, в конце концов, я же не кастрированный самец. – Увидев, что она немного повеселела, он улыбнулся и добавил еще один аргумент: – Считайте, что вы делаете это ради девушек. Они носят траур гораздо дольше, чем вы. Неужели они не заслуживают передышки? Кроме того, им пойдет на пользу лучше познакомиться с Лондоном до начала сезона следующего года.
Кэтлин сдвинула брови.
– Как долго мы там пробудем? Недели две?
– Возможно, месяц.
Кэтлин в задумчивости потеребила пальцами концы его шелкового шейного платка.
– Мы обсудим это с Хелен.
Почувствовав, что она склоняется к согласию, Девон решил ее немного подтолкнуть и категорично заявил:
– Вы должны поехать в Лондон. Боюсь, если вас со мной не будет, я начну искать вам замену: начну курить, например, щелкать костяшками пальцев или того хуже, запью.
Кэтлин повернулась и, положив руки на плечи, с улыбкой предложила:
– Лучше начните играть на музыкальных инструментах.
Девон медленно подтянул ее вперед и прошептал в ее нежные сочные губы:
– Но единственный инструмент, который меня привлекает, – это вы.
Она обвила руками его шею. Ей было неудобно сидеть в таком положении: боком, тело сковывает тугой корсет, – да и ему не лучше. На шею Девону давил жесткий воротник рубашки, которая собиралась складками под жилетом, неприятно тянули эластичные подтяжки. Кэтлин сама завладела его губами и принялась играть его языком так, как лакает кошка, и одного этого хватило, чтобы мгновенно привести его в полную готовность. Продолжая его целовать, Кэтлин попыталась освободиться от платьев, потянув вниз юбки, и чуть не свалилась на пол, чем весьма позабавила Девона. Он подтянул ее повыше и, несмотря на массу ткани, разделявшей их тела, она сумела его оседлать. Это было нелепо: вдвоем корчиться на дурацком стуле, – но ему безумно нравилось обнимать ее. Она медленно опустила руку вниз и через ткань брюк чуть сжала его восставшую плоть. Он аж подскочил. Через мгновение его руки уже пустились в путешествие под ее юбками. Он нашел разрез на ее панталонах, потянул за края ткани, и шов с треском разорвался, открыв влажную плоть, к которой он стремился. Кэтлин застонала, бедра ее подались вперед, когда он ввел в нее два пальца. Благоразумие было отброшено, и сейчас имело значение только одно – как можно скорее оказаться в ней. Он убрал руки из-под ее юбок и стал торопливо расстегивать брюки. Кэтлин попыталась ему помочь и тоже взялась за неподатливые пуговицы. В результате их общих усилий процесс только замедлился, и они каким-то образом оказались на полу: Кэтлин сидела на нем верхом, а юбки ее раздувались над ними, словно какой-то неземной гигантский цветок.