Бесы

(юная Аглая Епанчина в «Идиоте» «нарочно два романа Поль де Кока прочла, чтобы всё узнать» — Т. 8. С. 358). По характеристике исследователя, романы этого автора, «отличав­шиеся занимательной фабулой, фривольным содержанием и слишком откровенными для его современников шуточками, вводили в художественную литературу мир улицы, были насы­щены живыми картинами уличных происшествий, забавных сценок, развлечений праздных парижан» (Абрамовская И. С. Достоевский и Поль де Кок // Достоевский и современность. XVIII. 2004. С. 3). О русской репутации Поль де Кока позволяет судить следующий пассаж из посвященного французскому писателю очерка Н. А. Некрасова, напечатанного в 1842 г. в «Литературной газете» (8 марта. № 10): «Журналы наши прокричали Поль де Кока безнрав­ственным, тривиальным, грязным; они иногда даже отказывались говорить о его произведени­ях, опасаясь обвинений в дурном тоне. И вот мы начали припрятывать романы Поль де Кока с своих кабинетных столов или закладывать их под спуд, под романы Дюма, Сю, Сулье, Жорж Занд и тому подобных господ и госпож. Мы доставали их оттуда только украдкой, читали вти­хомолку, втихомолку смеялись, наслаждались и поучались, объявляя решительно, что не чита­ем и презираем Поль де Кока. Но правду утаить трудно: романы Поль де Кока в подлиннике и в переводе расходились у нас очень исправно, и это обличало добрых людей, которые сты­дились признаться в своей слабости» (Некрасов. Т. 11, кн. 1. С. 51-52; в «Литературной газе­те» очерк «Поль де Кок» напечатан без подписи автора).

¹ Зады — «старый, заученный урок; что уже пройдено ученьем» (Даль. Словарь. Т. 1. С. 575).

[132] Александр Николаевич Радищев (1749-1802) — писатель, поэт, философ-просветитель, автор запрещенных в XIX в. произведений — оды «Вольность» (1783) и «Путешествия из Петербурга в Москву» (1790). После публикации «Путешествия.», вызвавшего негодова­ние Екатерины II (по ее словам, Радищев — «бунтовщик, хуже Пугачева»), книга была кон­фискована, а ее автор арестован и заключен в Петропавловскую крепость. Первоначальный смертный приговор был заменен Радищеву десятилетней ссылкой в сибирский острог Илим, из которого он был возвращен в 1796 г., после смерти Екатерины II. До 1801 г. жил под поли­цейским надзором в провинциальном Немцове. Полную свободу получил лишь после воца­рения Александра I. А. И. Герцен в 1868 г. отозвался о Радищеве как одном из «наших свя­тых, наших пророков, наших первых сеятелей, первых борцов, погибших в неравной борь­бе.» (Герцен. Т. 20. С. 314).

[133] В 1849 г., в № 2 «Отечественных записок» (где печаталось продолжение романа Досто­евского «Неточка Незванова»), было помещено такое объявление: «В некрологе, помещен­ном в „Северной пчеле", г. Иван Теряев поместил в числе умерших прошлым 1848 годом Алек­сея Дмитриевича Галахова <.>. Считаем нужным исправить эту ошибку „Северной пчелы": <.> А. Д. Галахов жив и здравствует в Москве, деятельно работая над своими хрестоматия­ми, которые приобрели теперь повсюдную заслуженную известность.» (Отечественные за­писки. 1849. № 2. Смесь. С. 259). В 1860 г. этот курьез на страницах «Свистка» — сатириче­ского приложения к журналу «Современник» — вспомнил Н. А. Добролюбов: «Прискорб­но, конечно, объявлять, что я, дескать, жив, и сколько мы помним, в русской литературе только Алексею Дмитриевичу Галахову пришлось однажды сделать такое объявление» («Свисток». Собрание литературных, журнальных и других заметок: Сатирическое приложение к журналу «Современник». 1859-1863. М., 1981. С. 82. Сер. «Литературные памятники»).

[134] По расчетам Л. И. Сараскиной, подробно рассмотревшей хронологию событий и соста­вившей «Художественный календарь романа „Бесы"», Николай Ставрогин должен был за­кончить Александровский лицей в С.-Петербурге в декабре 1860 года (XXIV курс), а поезд­ка Варвары Петровны и Степана Трофимовича в столицу имела место в зиму 1859-1860 гг. (см.: Сараскина. С. 16, 53).

[135] Подобным образом публика принимала, например, Т. Г. Шевченко, когда он впервые выступал на литературном чтении в Пассаже в ноябре 1860 г. Е. А. Штакеншнейдер записа­ла в своем дневнике: «Вот, век изучай, и всё не поймешь то, что называют публикой. Шев- ченку она так приняла, точно он гений, сошедший в залу Пассажа прямо с небес. Едва успел он войти, как начали хлопать, топать, кричать. Бедный певец совсем растерялся. Думаю, что неистовый шум этот относился не столько лично к Шевченку, сколько был демонстрацией. Чествовали мученика, пострадавшего за правду» (Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки (1854-1886). С. 269). Достоевский также выступал на этом вечере.

заголовком «Безобразный поступок „Века"». Вслед за этой публикацией под тем же заголов­ком газета поместила еще ряд писем возмущенных читателей