Бесы

[795] В черновом автографе в этой фразе стояло: «.и не нашли ни рая, ни Бога» (Т. 12. С. 81). Этот мотив — обретение умершим Христом за гробом безыдеальной, обезбоженной вечности, скорее всего, навеян романом Жан-Поля (И. П. Ф. Рихтера) «Зибенкез» (1796­1797), одна из «цветочных вставок» в котором имеет название «Речь мертвого Христа с вер­шины мироздания о том, что Бога нет» («Rede des toten Christus vom Weltgebaude herab, dass kein Gott sei»). Ср.: «Я прошел через миры, вступал на солнце, летал через млечные пути в небе. Но Бога нет. Спускался вниз. всматривался в земные недра и взывал: „Отец, где ты?" Но я слышал лишь ураган, которым никто не управлял, и видел сверкающую радугу на запа­де, которая стояла без солнца. И когда я поднял взор к бесконечному миру, ища Божест­венного ока, оно остановилось на мне пустой дырой; и Вечность лежала в хаосе.» (цит. по: О Великом инквизиторе: Достоевский и последующие. М., 1991. С. 261. Перевод Г. Б. По­номаревой). По замечанию А. В. Михайлова, именно Жан-Поль явился «первооткрывате­лем самой мыслимости мира без Бога, самой мыслимости того, что Бог умер», «первооткры­вателем столь страшных вещей, впечатление от которых было колоссально» (Михайлов А. В. Обратный перевод. М., 2000, стр. 553).

[796] Скрытая аллюзия на слова Христа: «Я есмь дверь: кто войдет Мною, тот спасется.» (Ин. 10: 9). Также см.: «Я есмь Алфа и Омега, начало и конец, говорит Господь.» (Отк. 1: 8) (указано А. С. Лобановой). Одно из важнейших свидетельств, что Кириллов мыслит себя «новым Христом», намеревающимся осуществить то, что не удалось Христу евангельскому (подробнее см.: Тихомиров. 2014. С. 81-83).

[797] Да здравствует республика (фр.).

[798] Да здравствует демократическая социальная и всемирная республика или смерть!.. (фр.)

[799] Кириллов, русский дворянин и гражданин мира (фр.).

[800] В «Дневнике писателя» 1873 г. буквально этими же словами Достоевский опреде­лит А. И. Герцена, так охарактеризовав его: «Герцен <.> был продукт нашего барства, gentilhomme russe et citoyen du monde прежде всего, тип, явившийся только в России и кото­рый нигде, кроме России, не мог явиться. Герцен не эмигрировал, не полагал начало русской эмиграции; нет, он так уж и родился эмигрантом. <.> В полтораста лет предыдущей жизни русского барства за весьма малыми исключениями истлели последние корни, расшатались по­следние связи его с русской почвой и с русской правдой. Герцену как будто сама история пред­назначила выразить собою в самом ярком типе этот разрыв с народом огромного большинст­ва образованного нашего сословия. В этом смысле это тип исторический. Отделясь от народа, они естественно потеряли и Бога» (ПСС. Т. 21. С. 8-9).

[801] Русский дворянин-семинарист и гражданин цивилизованного мира (фр.).

[802] По наблюдению В. В. Виноградова, этот эпизод генетически восходит к кошмарному сну героя повести В. Гюго «Последний день приговоренного к смерти» (1829). В 1860 г. в петер­бургском журнале «Светоч» (№ 3) повесть Гюго была опубликована в переводе М. М. До­стоевского. По мнению ряда исследователей, инициатива перевода принадлежала Ф. М. До­стоевскому и перед публикацией перевод старшего брата был им существенно отредактиро­ван (см.: Фридлендер Г. М. Достоевский и мировая литература. М., 1979. С. 147-149). Сцена в «Бесах» перед самоубийством Кириллова близка сну приговоренного как общей «темати­кой художественного изображения предсмертных томлений», так и целой серией близко сов­падающих деталей: «мертвенно неподвижная фигура в углу между стеной и шкафом, двукрат­ное приближение огня к <.> лицу, потухшая свеча и укус зубами в руку» (Виноградов В. В. Избранные труды: Поэтика русской литературы. М., 1976. С. 72-73). Этот же эпизод из по­вести В. Гюго, претерпев иную художественную трансформацию, отразился в романе «Пре­ступление и наказание» (сон Раскольникова в третьей части романа) (см.: Тихомиров. 2016. С. 321-325).