Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

– Им уже заплатили. Они получили сто пятьдесят долларов.

Я уставилась на нее.

– Вы имеете в виду тысячу пятьсот?

Шохсанам с сожалением улыбнулась.

– Тысячу пятьсот? За что? Ты не живешь в их доме. Встречаетесь вы на факультете у Махмудова.

Другими словами, за индивидуальные занятия со мной по десять часов в неделю в течение двух месяцев Анвар и Мунаввар получили по семьдесят пять долларов. Я попросила, чтобы эту сотню разделили между ними.

– Ты действительно не хочешь отдать эти деньги Люде? Она тебя чем-то обидела?

В итоге Шохсанам отвезла меня обратно к Люде в хетчбэке «дэу». Женщины какое-то время сидели в кухне. Я не слышала, о чем они говорят.

По вечерам мы с Эриком много смотрели телевизор: болливудское кино, русская эстрада, казахские военные эпики, узбекские музыкальные клипы. В одном из клипов перевозбужденный юноша пел балладу в автомобиле, почему-то стоявшем в кустах. Казалось бы, зачем он припарковался в кустах? Но потом показывают, как певец лежит на земле, носом идет кровь, вокруг мигают машины «скорой помощи», и ты понимаешь замысел: он врезался в дерево и погиб.

Продолжался чемпионат мира по футболу – поразительно, ведь мы видели его по телевизору еще в Калифорнии и во Франкфурте. Вопреки всем ожиданиям, турецкая сборная дошла до полуфинала. Матч с Бразилией шел на узбекском национальном канале в виде дублированной русской передачи. Я была обескуражена и даже обижена, что все узбеки болеют за Бразилию. «Покажите мне ту бразильскую девушку, которая приехала сюда изучать вашу национальную литературу», – помнится, подумала я.

Когда бразильские футболисты со счетом 1:0 разгромили команду земли моих предков и люди на улицах Самарканда принялись во все горло орать «Роналдо! Роналдино!», я увидела глубокий изъян в моем восприятии мирового человеческого знания. Раньше мне казалось, что знание – это сеть связей, которые тем или иным образом обеспечивают сохранность памяти о том, что они связывают. Но, разумеется, памятью обладают только люди; у слов и идей памяти нет. Да, узбекский язык связан как с турецким, так и с русским – либо генетическими корнями, либо позднейшими контактами… но от этого он не становится согласующим их агентом. Когда занимаешься узбекским, то изучаешь не историю и не отдельные истории, а лишь комплект слов. В более широком смысле – ни география, ни иностранный язык, ни любая иная исходная данность не могут примирить то, кто ты есть, с тем, что ты есть, или то, откуда ты родом, с тем, что ты любишь.

Узбекские футбольные фанаты не идентифицируют себя с турецкой сборной, и это в итоге заставило меня понять, что Узбекистан не является средней точкой континуума между турецкостью и русскостью. Узбекистан – это скорее что-то вроде самой Турции, только в худшем положении и с еще более тоскливой национальной литературой. Даже я, которая никогда не воспринимала Орхана Памука всерьез, видела: уступи его каким-то волшебным образом узбекам – и у них появится новый национальный праздник.

Ближе к концу нашего пребывания у Люды ее муж Шахин стал постепенно конфисковывать у нас мебель. То исчезал стул, то – другой стул или тумбочка. Вместо них он оставлял нам кассеты с вводящими в транс шведскими йогами. В конце концов по вечерам нам осталось лишь сидеть на полу, где раньше стояли стулья, и смотреть на квадрат, где раньше стоял телевизор, по очереди слушая на моем плеере шведский хор. Турция выиграла у Кореи и заняла третье место, но я не уверена, что этот матч вообще показывали на узбекском ТВ.

Подобно умирающей звезде, лето в Самарканде к концу набухало и сверкало ярче. Арбузов на рынке продавалось все больше, и они становились все причудливее. Кабинет, где мы встречались с Мунаввар, начали перекрашивать. Мы перебрались в комнату без оконных стекол: воздух наполнен тихим клекотом голубей, поверхности забрызганы гуано. Иногда по утрам мы обнаруживали голубей на столе – серо-розовые, с напоминающими о минералах отметинами, они важно осматривались своими похожими на бусинки профессорскими глазами. «Кышт! Уходите», – говорила им Мунаввар. С обиженным видом они неохотно ковыляли прочь.

В последнюю неделю мы с Мунаввар беседовали о колониальном периоде узбекской литературы. Рассказ начался с «Петра-так-называемого-Великого», который, обратив внимание на то, что у Англии есть колонии в Индии, решил, что у России должны быть колонии в Средней Азии. Петр снабдил себя книгой об управлении и военной стратегии, написанной Тимуридами: «Вот так труды наших собственных дедов продали нас в рабство».

Русские мужики в те времена раз в год купались в Волге, даже не снимая с себя рубах. Среднеазиаты же ежедневно парились в мраморных банях. Так кто кого колонизировал? Мунаввар рассказала, как в 1868 году царь перенес целую казачью деревню к Сурхандарье. «Теперь это ваше», – сказал царь безграмотным казакам, которые годились только копать землю да портить русло.