Бесы. Приключения русской литературы и людей, которые ее читают

Англичане – совсем другое дело, чем русские; они отправили в Индию не мужиков, а аристократов. «Для нас было бы куда лучше, если бы нас колонизировала Англия», – говорила Мунаввар. Это мнение у них распространено весьма широко; они все уверены, что Индия – их упущенная судьба, так считал даже маленький Шурик, о чем он и сказал, когда зашел попросить мой оксфордский русско-английский карманный словарь, который, по его мнению, был лучшим из всех виденных им словарей, – наверное, это так и есть. «Если бы нас колонизировала Англия, я бы уже говорил по-английски», – объяснил он, словно извиняясь.

Во времена русского нашествия узбекские писатели делились на две группы: аристократы, которые любили прекрасных женщин, природу и царей, и демократы, которые любили грязь и простуду. Некоторые среднеазиатские интеллигенты повелись на перспективы социализма и прогресса, на появление лицеев, поездов, театров. Поэт Фуркат (1859–1909) писал стихи под названием «Рояль», «Обитель», «Гимназия», «О науке», «Суворов».

Мунаввар дала мне ксерокопию оды Фурката о ташкентской выставке 1890 года. Она сказала, что эта ода на самом деле критикует саму концепцию выставки как надуманную, ведь у узбеков тоже тысячелетиями были красивые вещи, ярмарки и Шелковый путь. Русские, которые, очевидно, не расслышали критики, аплодировали Фуркату и пригласили его на застолье, где он проявил свою восточную обходительность, продекламировав жене одного из хозяев какой-то экспромт. Русские сослали его в Китай, где он в итоге умер.

У Фурката был друг Мукими, который писал во всех жанрах: лирические, сатирические, комические стихи и еще газеллы на народном языке. Он то ли пятнадцать, то ли двадцать пять лет учился в медресе. В честь ее окончания намечался банкет, но так и не состоялся из-за смерти родителей поэта. У Мукими не было ни средств, ни ремесла. Он худо-бедно устроился писцом и женился, но так и не смог приспособиться к условиям жизни. Он ушел от жены и больше в брак не вступал, хотя любовь его не проходила. По мнению Мунаввар, он всегда оставался несчастным. Он начал помогать своим друзьям тем, что в стихах писал ходатайства к судьям. И стихи были столь восхитительны, что это сглаживало ход процесса. В зрелые годы Мукими возродил в Узбекистане эпистолярный жанр и жанр путевых заметок. «Я странствовал от деревни к деревне, – писал он. – В этой – женщины купаются обнаженными, и все мужчины глазеют, а в той – собаки лают всю ночь напролет, женщина поет мне песню, и пение ее невыносимее, чем рев ишака, а тем временем мальчишки ловят громкую птицу…»

Гафур Гулом, «узбекский Максим Горький», писал рассказы, прозу, очерки, эпические поэмы и был известен по всему Советскому Союзу, даже в Украине и Молдове. Он получил орден Ленина и умел придумать стихи «в любой момент». Проблему он носил в себе. Подобно своей стране, он казался свободным, хотя свободным не был. Дома в одиночестве он лил слезы: «Слова, что я хочу сказать, остались в моем сердце».

Лучший друг Гулома, Абдулла Каххар, был сыном плотника, который специализировался на рукоятках для молотка. Каххар творил в стиле Чехова, но на тысячекратно более высоком уровне. Власти печатали лишь одну тоненькую книжку в год и говорили, что больше он ничего не создал, но они обманывали народ. На самом же деле он все время писал, писал. Поскольку так много писать пагубно для здоровья, Каххар страдал от диабета и сердечных приступов. Он скончался в 1966 году в московской больнице, но на самом деле это была не больница, а тюрьма, где коммунисты занимались массовым гипнозом общества.

В самом знаменитом рассказе Каххара «Гранат» одна женщина страстно желала гранат. С узелком в руках пришел мужчина. Он постоял немного в дверях и уронил на пол упавший с глухим стуком узелок. Из него выкатились гранаты. «Где ты их взял?» – спрашивает женщина. Мужчина смотрит на нее, не отводя глаз, не говоря ни слова и весь дрожа.