«Бесы» вчера и сегодня

«Перед нами общество, под маской самого крайнего анархизма направляющее свои удары не против существующих правительств, а против тех революционеров, которые не приемлют его догм и руководства. Основанное меньшинством некоего буржуазного конгресса, оно втирается в ряды международной организации рабочего класса и пытается сначала захватить руководство ею, а когда этот план не удаётся, стремится её дезорганизовать. <…> Для достижения своих целей это общество не отступает ни перед какими средствами, ни перед каким вероломством; ложь, клевета, запугивание, нападение из-за угла — всё это свойственно ему в равной мере. Наконец, в России это общество полностью подменяет собой Интернационал и, прикрываясь его именем, совершает уголовные преступления, мошенничества, убийство, ответственность за которые правительственная и буржуазная пресса возлагает на наше Товарищество»^{31}.

Немало отрицательных отзывов оставили К. Маркс и Ф. Энгельс о самом Нечаеве. «Нечаев оказался простым прохвостом»^{32}, — пишет Энгельс Марксу 6 июля 1870 года. И называет Нечаева «негодяем»^{33}. «Всё, что этот Нечаев распространяет в европейской печати о своих подвигах и страданиях в России, — беззастенчивая ложь. Доказательства у меня в руках. Даже имя этой личности не заслуживает упоминания»^{34}, — пишет Маркс Наталии Либкнехт 13 января 1871 года.

Как видно из романа, Достоевский «не ошибался в своей отрицательной оценке ультраанархистской сущности самой нечаевщины. Его оценка отчасти совпадала в этом отношении даже и хронологически, с той оценкой, которую дали этой организации Маркс и Энгельс, но, конечно, он даже не подозревал об этом»^{35}.

Интересно сопоставить приведённые выше высказывания Маркса и Энгельса о Нечаеве с мнением одного из главных героев романа «Бесы» — Николая Ставрогина о прототипе Нечаева Петре Верховенском:

«Ну, Верховенский, я в первый раз слушаю вас, и слушаю с изумлением, — промолвил Николай Всеволодович, — вы, стало быть и впрямь не социалист, а какой-нибудь политический… честолюбец?»^{36}

Таково же мнение о Верховенском другого героя романа Ивана Шатова: «Кого же я бросил? Врагов живой жизни; устарелых либералишек, боящихся собственной независимости; лакеев мысли, врагов личности и свободы…» И говорит об организации Верховенского: «А главное, везде мерзавцы, мерзавцы и мерзавцы!»^{37} Да и сам Пётр Верховенский признаётся Ставрогину и позже подтверждает в порыве откровенности: «Я ведь мошенник, а не социалист, ха-ха! <…> Мошенник, мошенник <…> Мы провозгласим разрушение… Мы пустим пожары… Мы пустим легенды…»^{38}

Энгельс писал Т. Куно 24 января 1872 года: «Нечаев <…> либо русский агент-провокатор, либо, во всяком случае, действовал как таковой»^{39}. Николай Ставрогин в романе и некоторые другие герои также предполагают, что Верховенский на самом деле агент-провокатор: «А слушайте, Верховенский, вы не из высшей полиции, а?»^{40} — спрашивает Верховенского Ставрогин.