«Бесы» вчера и сегодня

Кроме того, В. Буренин подозревает Достоевского в том, что тот хотел нечаевцев изобразить в качестве героев. Критик стремится доказать, что этого у писателя не получилось: «Если г. Достоевский, выставляя эти безобразные и нелепые личности, полагал в них нарисовать героев, носящих в себе так называемое „Знамение времени“, если он желал им придать некоторое обобщённое значение в глазах читателей, то он не достиг этого: в романе нигде и никем не доказано и не уяснено подобное значение».

Буренин признаёт, таким образом, что герои Достоевского не лишены черт, по которым их можно заподозрить в истинном героизме. А это уж совершенно не нравится критику. И он, так же как Авсеенко, стремится защитить молодежь от влияния «идейных» героев Достоевского: «песни новейших птенцов отзываются скорее практическим, чем идеалистическим характером». Этим он старается подкрепить свои выводы о нереальности положительных типов Достоевского — Шатова и Кириллова.

В. П. Буренин — единственный из популярных критиков, которому пришлось пересмотреть свою точку зрения на роман Достоевского, на его идеи и героев через 33 года — в 1906-м, после первой русской революции. Это единственный рецензент романа «Бесы», на чьем примере мы имеем возможность увидеть, как реакционная пресса изменила свои же позиции, чтобы приспособить произведения великого писателя для компрометации нарастающей революции. Если в 1873 году он упрекал Достоевского в том, что тот описал ничтожное событие, которое не может быть «причиною движения» для перемен в стране, а Шатова и Кириллова называл «несомненно повреждёнными», то теперь, после революции 1905 года, В. П. Буренин пишет, что роман «Бесы» принадлежит к наиболее ярким и сильным, к наиболее выстраданным творениям Достоевского. А его самого без колебаний называет великим писателем:

«Я думаю, не будет ошибки, если поставить этот роман по глубине и широте художественного замысла наряду с двумя его крупнейшими работами „Преступление и наказание“ и „Братья Карамазовы“. Роман „Бесы“ занимает как бы среднюю часть удивительной художественной трилогии, в которой великий писатель разработал с необычайной выразительностью основные мотивы той умственной и нравственной смуты русской жизни, которая мучила и разъедала наше общество, начавшись более полувека назад, мучает и разъедает и теперь, быть может с большим ещё напряжением, чем прежде. Выход из этой смуты ещё скрыт во мраке будущего и невозможно отгадать его с точностью. Закончится ли эта продолжительная, страшная и мучительная смута полным и светлым возрождением, или же в болезненных судорогах её истощится весь общественный организм… — кто может предсказать это теперь без колебаний в непреложности своего пророчества?