Бетховен. Биографический этюд

В беседе с автором о квартете ор. 135, проданном Шлезингеру, Хольц высказывает, между прочим: «квартет не будет плохим, но должен быть коротким; жид не заслуживает другого… Кончайте сначала квартет… Он просил меня, я ответил, что вы пишете. Он не обидится, если квартет будет короткий… Хотя в нем будут только три части, это будет квартет Бетховена».

Перед самым выпуском в свет квартета ор. 135 автор раздумал было посвятить его Вольфмайеру, а в благодарность за прием Карла в полк и с целью обеспечить благосклонность начальства к племяннику хотел посвятить квартет фельдмаршалу барону Штутерхейму; однако намерение это не было осуществлено, и за 7 дней до смерти автор восстановил первоначальную надпись о посвящении.

Работая над последним квартетом, композитор не забывает обещанных издателю Диабелли новых произведений: в октябре он набрасывает квинтет, а позже – на смертном одре – записывает эскизы четырехручной сонаты, все еще мечтая перейти к сочинению оперы. Хольц, передавая ему подарок Шлезингера в виде роскошно изданной оперы «Оберон» Вебера, замечает: «в таком же виде Шлезингер намерен издать вашу новую оперу. Относительно оратории он хочет лично поговорить с вами. Затем фортепианный концерт и квартет…»

Особенности последних пяти квартетов резко отличаются от первых одиннадцати, легко бросаются в глаза даже при поверхностном сравнении; нет здесь былого стремления держаться в установленных рамках, завещанных Гайдном и создавшихся естественно из музыкально-эстетических принципов; искусство для искусства, увлекательная игра в звуки не занимают Бетховена, условный язык выражения настроений его не удовлетворяет, ибо обладает ограниченным лексиконом, а рождающиеся в воображении композитора идеи ищут простора, ищут свободного изложения. Эти музыкальные идеи так же отличаются от предшествовавших, так же необыкновенны: либо кратки, сжаты до высшей степени, до вздоха, до восклицания, либо поражают небывалой прежде растянутостью, как бы предвещающей появление так называемой бесконечной мелодии Р. Вагнера, либо отвергают мелодическую форму, установившуюся в инструментальной музыке, и прибегают к еще неслыханному здесь речитативу. Нечто иное замечается в средствах, в звуковых красках, употребляемых композитором; нет более здесь оркестровых замыслов, симфонических штрихов и колоритов; на четыре инструмента положена музыка, рожденная для них, а не для иных исполнителей. Преобладающие настроения Бетховена нам уже известны, а в последних квартетах и вообще в последних произведениях они интенсивнее, схвачены глубже, выражены ярче, рельефнее, а благодаря преобладанию вариационной формы главные черты их повторяются чаще.

Исключительная трудность исполнения и понимания последних квартетов Бетховена объясняется не только причудами архитектонического и гармонического свойства, не только исключительной глубиной и оригинальностью идей, но также необыкновенной содержательностью, вложенной автором в те фразы, периоды и предложения, которые служат всегда малоинтересными связующими звеньями для более выдающихся эпизодов и соответствуют незначительным аксессуарам в картинах; каждому такту, каждой ноте Бетховен придает чрезвычайное значение, и уже нельзя его слушать теперь с перемежающимся напряжением внимания, с ожиданием главных моментов, с отдыхом на промежуточных ходах; он требует непрерывной сосредоточенности, отчасти облегчаемой твердым знанием партитуры, а так как требования эти тягостны для большой публики, то и прославились последние квартеты Бетховена своей недоступностью или малодоступностью. Иное впечатление производят эти квартеты при чтении; следя за ведением голосов, невольно поражаешься смелостью и оригинальностью замысла, причем почти незамеченными проходят их некоторые неблагозвучные сочетания, раздражающие слух при исполнении и явившиеся здесь отчасти следствием глухоты автора, отчасти отражением его психического состояния.

Из последних квартетов наиболее интересен для чтения, но не для исполнения, ор. 133, B-dur, – «Большая фуга», – представлявшая собой первоначально финал квартета ор. 130; интересное для читателя голосоведение, смелое, оригинальное, звучит в исполнении настолько некрасиво, неприятно, что после смерти автора прошло более 30 лет, прежде чем нашлись квартетисты, задумавшие включить это произведение в свою программу; это были участники квартета Хельмесбергера и не менее знаменитого тогда «флорентийского квартета»; обе группы артистов в точности выполнили требование партитуры Бетховена, но это не спасло провала фуги, где каждый инструмент звучит настолько самостоятельно, будто прочие трое не имеют с ним ничего общего. В наши дни фугу эту редко приходится слышать, и трудно сказать – кто более от этого выигрывает: публика или слава Бетховена?