Бьется пульс Конго

В последние десять лет своего господства бельгийцы построили в Конго целую сеть больниц и амбулаторий, однако не допускали конголезцев на ведущие должности. Они не могли подняться выше фельдшера. После ухода бельгийцев медицинские учреждения и больницы сразу осиротели. В больницах, лишенных присмотра врачей, начались хозяйственные неурядицы, резко упала дисциплина медперсонала. Некоторые его представители наживались за счет больных, обворовывали больничные аптеки, спекулировали лекарствами. Санитары нередко месяцами не получали зарплаты. Честным работникам угрожал голод. Многие из моих верных сотрудников, с которыми я познакомился в конголезских боль-пнцах, терпели голод и лишения, но добросовестно исполняли свои обязанности. А мой ассистент однажды сказал директору больницы прямо в лицо: «Вчера еще ты жил в потопото, а сегодня, когда надел белый воротничок, быстро забыл о страданиях твоих братьев и ослеп». Таковы неизбежные последствия колониальной политики бельгийцев. Наивно ожидать немедленного изменения сложившихся условий. За грехи бельгийцев расплачиваются конголезцы. Однако, несомненно, в ближайшие годы появится достаточно конголезских врачей, которые, работая с большим подъемом, смогут наладить здравоохранение в своей стране. Спустя год, к моей радости, я уже имел возможность познакомиться с молодыми конголезскими врачами, очень серьезно относившимися к своей работе.

Большинство дипломированных санитаров имели разрешение от властей заниматься лечебной практикой. Раньше для этого санитар должен был получить удостоверение от районного врача, подтверждающее его компетентность. Тем самым предупреждались злоупотребления. Теперь государство было не в состоянии осуществлять действенный контроль. Особенно плохо обстояло дело с амбулаториями в глубинных районах, куда я неоднократно ездил с целью их осмотра и где каждый раз приходил в ужас от недостатка медикаментов и отсутствия гигиены. Большинство медработников делало все, чтобы малыми средствами добиться максимальных результатов. У них не было даже кроватей, и женщины разрешались от бремени на матрацах, набитых травой. Был один шприц на всех больных. Дозу пенициллина на двух человек приходилось делить на двадцать, перевязочный материал стирали и кипятили по нескольку раз. Бинты ценились на вес золота. Эти «лесные» медицинские работники, остававшиеся к тому же по нескольку месяцев без зарплаты, были истинные герои.

Осмотр амбулаторий не входил в мои обязанности, но я делал это с искренней радостью, чтобы подбодрить моих коллег. Разумеется, мне не доставляло удовольствия ездить по узким тропинкам джунглей, где уже скорость в тридцать километров казалась гонками; к этому следует добавить жару, комаров, опасность застрять безоружным в чаще, где бродят дикие звери.

Больница обслуживала район, превышавший половину Бельгии: двести километров в длину, сто двадцать — в ширину, для Конго — обычные масштабы. Страна, занимающая площадь, равную пятой части Европы, была разделена на сто тридцать два района. В сферу моей компетенции входил округ Узле, в основном населенный бапуа и локеле. В числе других этнических групп были и пигмеи. Все эти группы говорили на различных языках, но понимали суахили. В общей сложности население округа составляло почти триста тысяч человек и подчинялось главе администрации — Маяне. Он все время разъезжал якобы для того, чтобы следить за порядком, но я подозреваю, что им руководило прежде всего желание быть принятым с подобающими почестями вождями племен. С продуктами в городе было плохо, и жареная козлятина, каждая бутылка пальмового вина или пива были кстати. В отсутствие Маяны все дела в местной администрации вел секретарь — жизнерадостный статный человек в роговых очках и с трубкой во рту, для которой он всегда выпрашивал у меня табак. Он ездил на «форде», доставшемся ему в наследство от сбежавшего бельгийца, и, когда бензина не хватало, поступал точно так же, как с табаком. В остальном это был великолепный парень, всегда веселый и не слишком суровый как администратор и судья, разбиравший мелкие провинности.

С властями я договаривался легко, труднее было с персоналом больницы. Как только я попытался наладить дисциплину, меня встретили в штыки. Не было ночных дежурств, по воскресеньям и в праздники больных не принимали. Поговорить с директором больницы я не мог — он уже три недели находился в Стэнливиле, стараясь выбить жалованье для медперсонала. Впрочем, это не помешало ему прихватить чемодан с медикаментами и продать их. Позднее его сняли. Света не было, а из-за этого нельзя было организовать ночные дежурства. Сотрудники больницы не желали оставаться в темных палатах. Они боялись темноты, полной демонов.