Он целует в губы, а ей мало. Он кусает шею, а ей мало. Её груди обнимают и ласкают ему щёки. Соски готовы лопнуть и жалят своим остриём. Живот трепещет, и бёдра льнут навстречу поцелуям. Он падает пред ней – на колени, и целует, и целует, и целует… И ласкам тем нет ни конца и ни предела. В руках сила. В пальцах нежность. В губах страсть. Из груди стон рвётся, и млеет душа. Мягко и упруго, ненасытно тело: страсть как голод – её не остановишь, не обманешь и не умалишь.
Страсть с лёгкостью срывает все благочестивые покровы, которые накапливались с таким ханжеским трудом веками кропотливой лжи, чтоб стыдливостью прикрыть природные инстинкты. Лишь обнажившись до звериного нага, испытаешь трепет первородных чувств. Живёшь – и знаешь, что такое жизнь без лжи. Без кривды. И счастлив. Без напрасного притворства. И свободен – волен, как никто и никогда, кто не любил в другом себя.
П
лан на жизнь был свёрстан, казалось, окончательный и бесповоротный, и с каждым днём росла уверенность, что завтра непременно будет лучше, чем вчера. Да так, собственно говоря, оно и было.Когда к концу следующей недели родители Натали вернулись в свой дом, то дом их к тому времени опустел: дочь уже выпорхнула из родового гнезда. Никита снял квартирку для себя и Натали. Там, среди тюков, набитых всяким барахлом, которое с удивительной скоростью перемещалось в пространстве, они были счастливы, наслаждаясь близостью и грёзами в ночи, чтоб средь бела дня те призраки обращались явью, будто по воле провидения.
Никита держал своё слово. За тот год, что они провели в полном уединении, скрывая от чужого недоброго глаза своё временное гнёздышко, он открыл магазин, затем второй, третий… Дошло дело до небольшого оптового склада и даже офиса. Это были времена, когда вложенный в дело капитал обращался едва не в один день, – если знаешь, какие колёсики да как вращать. Никита не знал, он ощущал – как время, как погоду, как любовь – и жил в этой своей круговерти, как рыба в воде или птица в небе.
– Шестой закон в действии: время плюс энергия… – иногда просил он у неё прощения, покидая супружеское ложе с первыми рассветными лучиками, чтоб вернуться поздно за полночь. – Так что главное сейчас не терять драгоценного…
– Никогда не оправдывайся передо мной! – Натали губами впивалась в губы как если бы последний раз в жизни, и сжимала в страстных объятиях, лишь на чуть облегчив его страсть, – и отпускала вдогонку за временем со словами: – Я люблю тебя, милый! И жду.
Никита не терял даром драгоценного, прирастая прибылью день ото дня, – и никогда не путал деньги с финансами, а нерастраченную любовь с капиталом. Она же старалась быть выше ревностных позывов и пустых суетных обид, безропотно принимая свою судьбу. И не смела проклинать время как разлучницу – соперницу более искушённую в делах земных страстей, нежели она сама.
Вскоре, однако ж, Натали с прискорбием узнала и девятый закон, вновь открытый её мужем. Нахмурив лоб, Никита однажды признался ей:
– Закон девятый: движение – это главное, пускай даже временно вспять.
И она разглаживала неожиданную морщинку меж бровей ласками, зацеловывая до зеркального блеска его чело.
– Когда тебе плохо, – успокаивала она его отчаяние, шепча на вдохе между поцелуями, – то кажется, будто весь мир вокруг рушится. – И на выдохе: – Но это, поверь мне, совсем не так. Мир по-прежнему там же, где и был за мгновение до этого, но без твоего участия – уже чуточку иной.
И он совершенствовал свой девятый закон:
– Тот, кто не способен изменяться, приспосабливаясь к изменившимся условиям, уже мёртв, пускай даже пока не подозревает об этом.
Разумеется, выведенная им формула встревожила её не на шутку, но она была уверена, что теперь-то им уж всё ни по чём, даже если люди в погонах ходят по складу, тыкают в разные углы пальцами, вскрывают коробки, курочат сервера, выворачивают ящики, карманы и сумки, пристёгивают наручниками к батарее, составляют протоколы и сами же рвут их на мелкие кусочки, удовлетворившись пучком зелени. Пока что они мало напоминали подрастающего хищника, всё больше смахивая на травоядное, которое между прочим не гнушается и плотью поживиться. Страшными для человека зверями называл их Никита – всеядными бегемотами, не знающими распорядка дня.
– Как усмирить бегемота? – задавался он вопросом, и сам же отвечал: – Прикармливать помалу с руки, приручая и тем приучая к распорядку.
– Это наш новый закон? – спросила Натали с замиранием сердца.
– Не закон… Во всяком случае, не тот закон, что если восторжествует, то справедливость замолчит, а просто жизнь, которую ты принимаешь как должное, чтобы выжить, либо не принимаешь вовсе… и тогда преставимся мы пред ликом всевышним, и да упокоит нас безносая…
– Я боюсь, – шептала она, и голос дрожью выдавал искренний трепет, рвущийся из глубин её души.
– Не бойся, милая, мы не умрём. Не здесь и не теперь. Мы не испили ещё свою чашу жизни – лишь чуть пригубили. До похмелья далеко.