Без любви, или Лифт в Преисподнюю

В этот день он свернул дела очень рано и велел шофёру отвезти себя в гостиницу, а охране настрого приказал не беспокоить себя до самого утра. Он вошёл в номер, вышел через окно, спустился по водосточной трубе вниз, поймал такси, приехал в аэропорт и ближайшим рейсом вылетел домой.

Приземлился. Метёт пурга. Внутри беспокойство задремало, льдинка растаяла, и он уже почти успокоился сердцем, когда такси высадило его у калитки дома: не подвело его предчувствие, что зима грядёт, как подолом заметая все следы. Вошёл… и на стоянке под крышей, рядом со своим стареньким «Мерседесом», за рулём которого не сидел, наверное, с полгода, увидал машину – никак Клаус приехал. Ещё подумалось: как странно, что он не сообщил, что прилетает.

Отпер ключом дверь дома. Детские комнаты пусты: оно и понятно, школа – дети с няней в городской квартире. Поднялся в спальню – пуста. А где же Натали? Может, с детьми в городской квартире?

Хм, машина на стоянке, а её нет. Обошёл дом – все комнаты пусты. Выбежал в пургу, и увидел в оконце баньки огонёк. Пошёл на огонёк, отворил дверь и остолбенел…

Натали и Клаус не сразу заметили: в бане они уже не одни. В то мгновение, в том месте и при тех обстоятельствах, которые требуют уединения двоих, – внезапно объявилась, словно страшный призрак, тень третьего и незваного. Заметили так поздно, что Никита успел не только сформулировать для себя, но и вслух проговорить одно за другим:

– Закон двенадцатый: не веди в гнездо мужика. Закон тринадцатый: если не хочешь потерять жену, то надо предупреждать, когда ждать себя домой.

Развернулся кругом и выскочил в пургу. «Мерседес» завёлся сполтыка.

В зеркало заднего вида он видел, и запомнил, как на участке вспыхнули все фонари сразу, свет отразился в снегу и засверкали снежинки.

Никита сорвался с места. Вильнув задницей при выезде, машина чуть задела задним крылом опору навеса над стоянкой да и понесла лихого седока в слепую снежную ночь, обновляя занесённую пургой дорогу.

Натали, босая, накинув на плечи простынь, бежала по целине, утопая едва не по колено в снежных намётах, и, падая через шаг, кричала ему что-то вослед.

Дружище ветер налетал и уносил её отчаянные крики прочь.

– Закон четырнадцатый, – подумал он, выруливая на шоссе, – гласит: отдай долги, и тогда ты никому ничего не должен.

И вдруг рассмеялся, чувствуя лёгкость во всем теле, и кричит:

– Я никому ничего не должен! Никому!! Ничего!!!

Он ошибся, сформулировав неверный закон, – он должен был уступить дорогу правому: на равнозначном перекрёстке водитель уступает дорогу тому, кто справа…

Последнее, что он увидел в этой жизни, – ослепившие его фары дальнего света; последнее, что услышал, – это скрип тормозов.

Испугаться не успел. Вдруг какой монтёр будто вырубил в его голове божественный рубильник. А часики ещё долго тикали и тикали в груди, никак не желая остановить свой упрямый бег.

Ой – Ай и Ёй

_______________________

Ай: Гляди, братец Ой, не твоего ли в катафалке везут?

Ой: Его, родимого. Увы. Так жизнь из него истекла, а с ней и рассказ мой подошёл к своему невесёлому концу.

Ай: Что, вот так всё просто и нелепо?

Ой: Да, эти глупцы не понимают: жизнь земная столь хрупка и скоротечна, – и не ценят того, что им даётся один всего лишь только раз.

Ай: Постой-постой, братец Ой. Ты, помнится, говорил, что на дворе кружила вьюга, а сейчас – да ты только оглянись: деревья в саду расцветают! Травка зеленеет. Цветочки пахнут. К зачатию земля готова. Осеменение вокруг идёт.

Ой: Так я ведь и не сказал, что Борг скончался в одно студёное мгновенье. Я сказал-то всего лишь, что закон четырнадцатый был неверно сформулирован: никому ничего не должен – должен, стало быть! Дай правому дорогу. Слишком много «не», а удача – капризная спутница жизни: не любит она тавтологий, тем более с отрицанием отрицаний.

Ай: Что ж тут могло быть ещё?!

Ой: Закон пятнадцатый, который гласит, что есть любовь земная.

Ай: Неужели это ещё не конец истории?

Ой: Конец? Вот разве что маленький хвостик завитком – на горький посошок. Борг ведь так и не успел сформулировать для себя закон, что есть любовь. Не успел, а стало быть, без любви ушёл. Да ты, должно быть, помнишь. Едва не каждая газета отметилась передовицей – «Без любви». Случился тут ужасный скандал – шумиха и вдруг тишина глухая, будто мёртвая. Ни строчки. Ни слова. Все будто бы в рот воды набрали, да и думать позабыли о том, что вызвало столь большой переполох в обществе и так страшно взволновало едва не каждого топтателя земли родимой…

Ай: Нет, не помню, знаешь ли. Своих забот, что ль, мало было?! Ну да ты расскажи, пожалуй. Не томи уж.