Без любви, или Лифт в Преисподнюю

Ему только двадцать с небольшим хвостиком: воспитан, образован, одет с иголочки, в портмоне кредитные карточки, карманных денег тоже не занимать, и в своём белом «биммере», с открытым верхом, Руслан Милославович Казановских уверенно въезжает в новую самостоятельную жизнь, которая обещает ему просто – ай какую сказочную будущность.

Створки автоматических ворот разъехались в стороны, и высокая каменная стена, что c виду в чём-то сродни кремлёвской, расступилась перед ним.

Как только оказываешься внутри, стена уходит вдаль и скромно прячется за густой зеленью, не смущая мрачной тенью просторы усадьбы.

На возвышенности кирпичный дом в три этажа, с замысловатыми башенками и эркерами на манер старинного замка, очаровывает любопытный взгляд. Ещё с полдюжины небольших строений – этакие сказочные избушки на курьих ножках повернулись к лесу задом, лицом к гостю. Вдали тихие воды озера отражают незамутнённую голубизну небес. Высокие деревья. Экзотические кустарники. Альпийские горки. Фонтаны и водопады. Мосток через ручей у ветряной мельницы. Замысловатым вензелем вымощены красной брусчаткой пешеходные дорожки. По бокам стриженые лужайки, и огромные валуны разбросаны то тут, то там.

Яков Филиппович на правах хозяина сам лично вышел встречать дорогого гостя.

– Ну, батенька, наконец-то, – вздохнул он, пристраивая к бамперу свою резную трость.

Обычно скупой на эмоции, тут хозяин протянул обе руки навстречу для приветствия, при этом не преминув заглянуть молодому человеку в серые ясные наивные глаза. А сам вроде как едва не прослезился.

– Пробки, – извиняется гость, смущаясь столь очевидными признаками радушия, и бережно вкладывает для приветствия ладошку в протянутые ему обе хозяйские руки.

Руслан небрежно захлопнул дверцу машины и ловко подхватил хозяйскую трость на лету, что от сотрясения скользнула по корпусу и едва не упала тому под ноги.

– Н-да, наслышан изрядно об этом национальном бедствии, – сочувствует хозяин, с благодарным кивком принимая протянутую ему трость. С пиететом погладил крыло белого «биммера»: хороша, дескать, игрушка, хоть пылинки сдувай. – Слыхал, теперь сказывают, люди просто шалеют-таки, и никто не знает, отчего больше – от жары или толчеи на дорогах. В наше время дороги были свободны. Летишь под двести в ореоле голубого мерцания – и ни души окрест на твоём пути.

При взгляде на Якова Филипповича не сразу осознаёшь, что это один из самых влиятельных людей из тесного мирка сиятельных, при этом на удивление скромный: упрямо держится в тени и, как утверждают сведущие, почти никогда не покидает стен своего загородного узилища, куда добровольно заточил себя едва не с четверть века тому назад.

– Папа привет велел вам передавать, – сказал гость. – И пожелания наискорейшего выздоровления. – И добавил поспешно: – После операции.

– Спасибо, – откашлялся старик, как могло показаться, с призвуком лёгкого недовольства: всем известно, он очень не любит, когда заговаривают о его весьма солидном багаже в восемь десятков годков за плечами или же вообще о старческих хворях, которым он никак не сдаётся на милость – и по-прежнему пытается молодиться, не по летам хорохорится. – Непременно передавай батюшке своему и от меня нижайший поклон.

Старик, болтают бескостными языками завистливые людишки, давненько прихварывает, а в последнее время сильно сдал. Вот уж и ногу приволакивает, и даже трость завёл, чтоб в руках уверенность ощущать. Но по-прежнему норовист: не дай бог кому подвернуться под эту руку сгоряча – огреет палицей по спине так, что мало не покажется. И капризен, особенно в кругу своих: в жару кутается в меховую тужурку без рукавов, а когда всем зябко, от него пар валит – и он упрямо разоблачается, подставляя поясницу сквознякам.

Врачи, впрочем, уверенно пророчат ему долголетие: после операции непременно должен расходиться, – выпрямится, глядишь, да ещё и девок, прижимая украдкой по тёмным углам, за мягкое место будет шаловливо прихватывать. Дай только время, чтоб сроднился с новой почкой. И дело даже не в том, что вся медицина у ног его стелется, а скорее в том, что таких крепышей матушка-природа теперь редко порождает на свет божий. Он ещё покажет всем, кто жилец на этом свете, а кто так себе, одна лишь видимость: дескать, ковырни тех чуток поглубже – так нутро всё в сквозных червоточинах, с гнильцой, а нос, вишь, как задирают!

– Ну, и чего ж мы мешкаем? – Яков Филиппович взял в одну руку трость, другой поддел под локоть гостя, и так, под ручку, будто добрый дедушка с заботливым внучком, пошли они неспешно по мощёной дорожке вглубь его владений. – Милости прошу прямо к столу. Все уже в сборе.

Стол был накрыт в беседке с очагом в углу. Здесь, в тени, не так душно и жарко, к тому же крыша над головой бросает благотворную тень. Ветерок, к сожалению, безволен, чтоб хорошенько протянуть сквознячком, да и жар от неостывших углей Руслан почувствовал лопатками, едва вошёл под крышу и остановился при входе.