Без любви, или Лифт в Преисподнюю

Как только подали шашлык, о Руслане Милославовиче, казалось, забыли и думать. И даже хозяин как-то отвлёкся, утратив к нему какой-либо интерес.

Яков Филиппович к вину не прикасался, шашлычку съел всего-то два кусочка, листиком салата зажевал, и весь вечер потягивал коньячок, пригубляя из бокала, так что к ночи выпил грамм сто, не больше, зато лимона в сахаре позволил себе изрядно. Поди, слабость испытывает – к кисленькому со сладким. Да, ещё и стакан воды минеральной осушил, ни кофе, ни чая, ни соков не позволив себе испить. В самом деле, видать, прибаливает ещё – новую почку бережёт.

Иногда Руслан ловил на себе отдельные любопытные взгляды, но значения им не придавал, понимая, что к нему пока что присматриваются, разумеется, со стороны и не явно. И лишь только генерал без намёков на стеснение изучал его как инородный предмет, – как экзотический фрукт, затесавшийся в круг будничного блюда.

Аркадий Наумыч завёл издалека:

– А каких взглядов, Руслан Милославович, на мироустройство, позвольте вас спросить, вы придерживаетесь? Возьмём, к примеру, традиционную ось: восток – запад. Каковы, хотелось бы понять, ваши почвеннические координаты отечественной точки на этой оси. Или, может, склонны к анархическим идеям?

– Я, скорее, прагматик, – ответил генералу Руслан, особо не задумываясь. – И потому гоню из головы всякие намёки на предубеждение.

– Вот даже как! Похвально, молодой человек. Впрочем, если в таком, простите за определение, молочном возрасте и уже прагматик, то что же будет с вами в преклонных летах?

В разговор Руслан сам не встревал. Когда его о чём спрашивали, старался отвечать исчерпывающе коротко. Пил мало и ел умеренно, главным образом заботясь о манерах за ужином, нежели о желудке. Сам тоже старался присматриваться к окружающим, исподтишка разумеется, и не выглядеть при этом любопытным.

Когда генерал попытался навести разговор на тему бога и религии: и в церковь, дескать, вы не ходите и креста на шее нет, – Руслан вдруг ответил так, что за столом одобрительно хихикнули, а генерал вынужден был прокашляться:

– Я сам и есть свой крест, – сказал Руслан, – и этот крест всегда со мной. Ну а в церковь… Что ж, бывает, по случаю захаживаю, и ничего в том зазорного не нахожу. Но я, видите ли, не люблю, когда меня обманывают и при этом не краснеют.

Софья Андреевна взвела глаза, чуть даже склонила на бок голову, с пристальным любопытством задержав взгляд на молодом человеке, и вдруг резко обернулась к генералу. В потемневших глазах промелькнула недобрая искорка.

– Аркадий Наумыч, я, кажется, просила вас: за столом ни о политике, ни о религии, ни о делах, ни о футболе, ни о шмотках – ни слова. По крайней мере, в моём присутствии.

Сказала как отрезала, и точно бы в сердцах выудила за рёбрышко шашлычок из блюда, впившись в мякоть зубами, срывая на том раздражение. Тем одним кусочком мяса Софья Андреевна умерила свой аппетит за ужином. За весь вечер чуть пожевала свежих овощей с таким видом, будто они вовсе не съедобны, и выпила бокал белого вина. К кофе позволила плеснуть себе чуточку коньяка.

После того, как его одёрнули, генерал попритих, что, видать, позволило ему, не теряя времени даром, основательно подпитать чрево на ночь. Пару шампуров мяса он запил изрядным количеством красного вина. А когда подали кофе, налёг на коньяк, заедая лимоном и при этом даже не морщась.

Жанна и Лёля тоже не отказали в удовольствии побаловать себя жареным мяском, уговорив большой шампур на двоих, а запивали попросту – шампанским.

Станислав Вольтович всё больше на водочку налегал и хорошо закусывал, особенно огурчиками и грибочками, но сумел остановиться вовремя, чтоб не перепить и не переесть. Его супруга поглотила, наверное, столько еды, сколько в общей сложности все прочие вместе взятые за столом, но спиртного ни капли в рот не взяла.

Ну кому ж ещё, как не нашему брату, не знать, исходя из личного опыта летней дачной жизни, что такое трапеза на лоне природы с её мало значащей для постороннего уха милой болтовнёй, которая под рюмочку затягивается далеко за полночь!

Ещё на закате жаркого и душного пятничного вечера погода начала стремительно портиться. Налетел порывистый южный ветер, унеся назойливых комаров, как и прочий гнус, с которыми не справились приборы, в сад и в чащу леса. На горизонте засверкали зарницы. Мгновенно сгустились сумерки. Вскоре потянуло сыростью и прохладой, принёсшими с собой быстрое облегчение от зноя, и, несмотря на непогодицу, вечер протянулся ко всеобщему удовольствию в бесконечность. Такие мгновения жизни, очевидно, людей сильно сближают, и разговоры становятся откровенными и искренними. Отношения друг к другу милее и безобиднее. Если кто-то привык прятаться от грязи дней суетных в призрачный мир теней, полный иллюзий и заблуждений, то именно в такие ночи, когда бесится природа, человек всей душой стремится к жизни и боится, что, не дай бог, она может и в самом деле отказаться от него, в порыве ярости отвергнув.