Без любви, или Лифт в Преисподнюю

Он податлив под напором ласк, стремясь выйти из себя. Он взахлёб рыдает – и на осколки ощущений взрывает мир дневных приличий, высвобождая с криком дремучий стон души. И кружит водоворот, вверх тормашками летит он в бездну, кувыркаясь вниз ногами, головой. Исходит из себя, и безумная воронка поглощает без остатка. Скользит в неведомой стремнине чувств и ощущений. В омут. Вглубь без дна, как смерть при жизни, без света, без тепла, без воскресенья.

Судорогой чресла поражены. Его трясёт, колотит, лихорадит. Испражнён. Душа еле-еле пополам с грехом томится в теле, скорей не мёртв пока ещё, нежели уже не жив.

Полуобморок спасает сердце от разрыва, и, крестом раскинув руки, навзничь пал. И кончилось дыхание. Ручьи текут по телу – жив, стало быть, едва-едва.

– Тишш, – шепоток у уха.

Перед глазами радуги круги плывут, и мерцание огоньков затухает в глубине сознания.

Поцелуй… и тишина.

Его руки обнимали – и вдруг коснулись пустоты.

Или только мнится? Шлепки ног босых. По деревянным половицам – ступеням? Скрипнула дверь, и тишина во мраке растворилась. Как если бы оглох, ослеп, лишился чувств.

Проснулось дыхание. И уж слышен приглушенный шелест дождя по крыше над головой.

Так жаль, что сей дар неистовый и бурный скоротечен – как одно мгновение, в котором вечность затаилась.

Нет сил перевернуть себя, восстать, бежать вдогонку тени, кричать вослед и умолять. Лености истомой поражён. Ни рукой не шевельнуть, ни ногой. Изнурён и опустошён, испил до донышка из сосуда чувств. Веки тяжелы и липки. Плоть ещё трепещет, исходя солёною росой, и просит отдохновенья.

Забылся сном мертвецким, крестом раскинув руки. Тот самый крест – раскалённая звезда. В ночи сияет ярче звёзд небесных, хладных от презрения в своём величии к пылинке бытия, что всполохнула и погасла во тьме ночной, не разгоревшись до пламени огня…

Толчок. Руслан широко распахнул глаза, как если бы от разряда молнии, прошившей его во сне от макушки и до самых пят. Нагой, исцарапан, покусан, валяется он в глухой берлоге, упёршись взглядом в нависший над головой дощатый потолок, и страдает…

Сознание очнулось, но тело ещё дремало в мучительно-сладкой неге. Как быстро миновало! Неужели ему хочется вернуть безвозвратно канувшие в былое время прекрасные мгновенья ночи?

Плоть помнит и саднит…

Штора сорвана с крючков. Альков открыт навстречу утру. Хмуро за окном и тихо – сонно, как если бы рассвет. Слышен колокола звон. Раз. Другой. И третий наконец. Трижды через промежутки в несколько минут. Он вполглаза глянул на часы: одиннадцатый час уже на циферблате. Тот колокол к завтраку звонит.

Душа не верит и мозжит.

Ему жаль, что нельзя остановить мгновенья.

И вот уже смекает, перебирая догадок чётки, кто ж она – в кромешной темноте средь ночи неслышно прокралась и взяла силой пылкой ласки, когда он был во власти грёз коварных?

Он мучительно гадает, и блудит мыслью среди сосен: то двух, то трёх, то четырёх, – и млеет при каждом из имён на свой особенный, ничем неповторимый лад.

Отдавая дань истоме, измученный бесплодными догадками, Руслан позволил себе тревожно забыться на несколько, казалось бы, недолгих минут, потом пришёл в себя.

Через приоткрытую форточку достиг слуха чей-то возглас:

– Не болтай глупостей! Я человек служивый. У меня иная стезя!

Впрочем, ясно, чей был громогласный окрик – генеральский. И опять Руслан провалился в тягучую дрёму.

Открыл глаза. Полдень на часах. И прерывисто вздохнул: увы, пора вставать. Собрать пожитки – и в путь, а жаль, ай как жаль. И пополз на четвереньках, скрепя ноющее сердце. Он будет долго помнить. И мучить, заедать загадочный вопрос: таинственная незнакомка – ты кто, пришедшая в ночи, чтоб лаской одарить и одурачить.

– Руслан Милославович! Руслан!!!

Выглянул в окно, распахнув настежь створки. Взгляд мутный. С прищуром глядит.

Трава мокрая, а дорожки просохли. Солнышко светит и распаляется. Птицы щебечут. Лягушки, припозднившись, скачут в тень.

– Руслан Милославович!

Слышит, но не видит, и только всплеск воды наводит его взгляд на цель. Голова над водой и круги по воде. Между ивами пологий спуск, противоположный берег крут, и там на сваях мосток над водой навис. В качалке Яков Филиппович с удочкой в руках, и вроде бы дремлет.

– Будьте так любезны, не составите ли нам с лягушками компанию?!

Генерал барахтается, плещется в воде. Брызги взлетают вверх, как если бы на месте генерала заработал фонтан.

Нырнул вниз головой, только пятки сверкнули, вынырнул на середине озера, фыркнул и уже машет призывно рукой:

– Дно – чистый морской песок. Вода – парное молоко. Лягушки – само очарование: прохладные и, главное, скользкие. И рыбы, заметьте, сыты, и потому сегодня не щипают волос. Так что милости прошу освежиться.