Без любви, или Лифт в Преисподнюю

Удивляло, но не настораживало постоянство, с каким пастух лихой гнал стада курчавые свои по небу, лишь только солнце двигалось к закату. Ветерок крепчал, неся прохладу, и остужал пылающие щёки. И вот уж громовержец тут как тут. Взмахнул кнутом – хлопок. Зарницы снопом врозь. Как если б вспыхнул праздничный салют, небесным фейерверком разрывая в клочья мглу на горизонте дня и ночи.

Чем ближе час ночной, он весь трепещет от нетерпенья, и кусок не лезет в горло. А жуёт меж тем за обе щёки, едва замечая вкус чудесный.

Румяная уточка так вкусно пахнет, и яблочко внутри той уточки соблазн дарит – сочны, нежны лакомые кусочки да так во рту и тают. Вино прохладно и в меру терпко. Коньяк дурманит.

– Я пригласил нашего юного друга на следующие выходные погостить, – говорит вдруг генерал.

– Как же я сам не догадался? – досадует на старческую рассеянность Яков Филиппович. – Ну конечно же, Руслан Милославович, приезжайте непременно, и пораньше. Будем только рады.

– Как оформите бумажки, так и трогайтесь в путь, – поддержал Станислав Вольтович. – Успеете до пробок обернуться. А в понедельник с новыми силами – прямо в банк.

Руслан кивает, не в силах с мыслями собраться, чувств разброд познать.

Под разгул стихий небесных страсть бушует не на шутку. Руслан её смиряет, пряча взгляд. А вокруг него глаза – блестят как пары фар на шоссе ночном.

– Спокойной ночи всем, – сказал, вставая из-за стола, Яков Филиппович. – Мне и моей почке пора на боковую.

И, опираясь на трость, поковылял к дому под зонтом.

Как только старик ушёл, тут же следом засобирались и председатель со своей супругой.

– Побудка ни свет ни заря, – вроде как извинилась Татьяна Ивановна за спешку, хотя по скрипучему тону, каким она сказала, и не подумаешь, будто она извиняла себя за ранний уход.

– Так что всем покойной ночи, – Станислав Вольтович открыл зонтик, поднял его высоко над головой едва не на вытянутую руку и, продев другую руку ей под локоть, решительно увлёк её по дорожке к ближайшему к беседке гостевому домику.

Казалось, что супруга подчинилась его воле, но покидала застолье нехотя. Провожая их взглядом, трудно было не усмехнуться: его макушка едва доходила ей до плеча, а вширь, попытайся он заслонить супругу со спины, Станислав Вольтович, будучи ровно вдвое уже, прикрыл бы её разве что от плеча и до хребта, что особенно заметно было при вспышках молнии, когда бросаешь взгляд со стороны на пляску кривых теней.

– И в опочивальню шагом – арш! – хихикнула Лёля.

– На бок косточки сложить, и баиньки-баю, – поддержала шутливый тон Жанна.

– И баю-бай до самого утра, – оставила за собой последнюю словесную завитушку Лёля.

Руслану подумалось, что шутки могли достичь слуха супругов и произвести на них совсем уж неприятное впечатление, но тут же сообразил, что вне беседки шумел дождь, заглушая всякие звуки, и слышать они не могли, а если и услышали голоса, то не разобрали бы слов. Но всё равно, не хорошо как-то, неприятно за спиной, вернее – в спину, хотя и забавно чуть.

Вот такими же шуточками сестрички наверняка стреляли и ему в спину, когда он не слышал, и Руслан почувствовал лёгкую досаду, даже почудилось, что жар прилил к щёкам.

– Как жаль, – сказал вдруг генерал, вздохнув и не скрывая сожаленья от того, что вечер приблизился вплотную к ночи, и, к Руслану обращаясь, говорит: – По рюмочке на посошок?

Выпили, закусили лимончиком. Руслан стерпел, чтоб не скорчить на прощанье кривую рожу. Только крякнул.

– Молодец, вот так держать! – Воскликнул браво генерал, хлопнул по плечу и говорит, понизив градуса тон: – Приятно было познакомиться.

– Взаимно, – отвечает Руслан и тянет руку.

– С нетерпением буду ждать, – сжал в крепком мужском пожатии протянутую ладонью кверху кисть руки и долго тряс, похрустывая косточками. – Надеюсь, что не за горами.

А что не за горами, что не за долами – того недосказал генерал: сам, дескать, должен догадываться. Развернулся кругом, едва не по-военному приставив к пятке пятку, открыл большой зонт и пошёл к дому, не оглядываясь назад. Сестрички, Жанна и Лёля, прыснув со смешком прощальным: пока-пока, – поскакали следом за своим генералом, укрывшись, как накидкой от дождя, пледом с головой.

Две колоды карт, ракетки и волан да гора посуды грязной – всё осталось на столе в беседке до утра вразброс лежать. Унылый натюрморт, и Руслан один – покинут на растерзанье дум туманных. Бушует дождь. И впереди его ждёт пустота, и будут мниться напролёт всю ночь её прекрасные глаза. Какого цвета, выраженья – не мог представить ни на миг.

И вдруг он замер, обомлев: всего одна неделя – как долго и как мимолётно время.