Без любви, или Лифт в Преисподнюю

Медленно встаёт с кресла. Рука, прижимающая трубку к уху, дрожит, и ладонь покрывается потом. Но голос, по-прежнему решительный и твёрдый, не выдаёт возбуждённого состояния говорящего. Привычное порыкивание, впрочем, обращается в бархатистый шелест, как если бы обёртку шоколадки разворачивал перед микрофоном.

Генерал: Софья Андревна? Легки на помине. Только что беседовал с человечком от вас. Пытаюсь помочь…

…Ах, совсем, стало быть, наоборот надо было? От рук, говорите, отбился полковник? Самодеятельностью занимается?! Вот даже, значит, как?! Ну и засранец же – кто бы только мог подумать. Это совершенно меняет дело.

…Разумеется, с моей помощью, дорогая Софья Андревна, мы легко опустим его с заоблачных небес на нашу грешную землю… То бишь что значит в прямом, а не переносном смысле?

…Понимаю, конечно. Я не только догадлив, но и предусмотрителен. К нему уже приставлен человек – так, на всякий случай…

…Нет-нет, маслом каши не испортишь. Я понимаю. А какого характера работёнка предстоит им?

…Да, полковник на след вышел. Это точно. Как пить дать. И делов, поскольку он, похоже, совсем неуправляем стал, наворотить может ещё тех…

Генерал удивлённо озирается вокруг, пытаясь вспомнить, что и когда заставило его встать и разговаривать по телефону стоя, вытянувшись в струнку, как будто пред самым высочайшим начальством. Качает в недоумении головой. Тянет руку к бокалу с коньяком – не дотягивается. Нажимает на кнопку в телефонном аппарате и обходит огромный стол, чтобы взять наконец бокал, наполненный янтарной горючей жидкостью, и промочить пересохшее от волнения горло.

Софья Андреевна (из динамика на весь кабинет): И зарубите себе на носу, генерал. Это колючее и своевольное растение, но отнюдь не ядовитое, а вот та толика яда, которая в нём всё-таки присутствует, она-то для нас и полезна. Поэтому оберегать как Кощей тот дуб, где в дупле схоронен ларчик, в котором притаилась утка – наседкой на яичке, а в яичке, сам знаешь, что за иголочка схоронена. И слегка, неназойливо подгонять к нужным нам дверям, а за ним двери плотненько прикрыть, но только не хлопать. Не дай бог вспугнём – улизнёт из мышеловки. Улизнёт – не заманим снова. Не заманим – не поймаем.

Генерал (самодовольно): У меня не улизнёшь. Я ему Кузькину мать…

Софья Андреевна: Это я тебе такую Кузькину мать покажу, что икотой поперхнёшься – не отдышишься! И помните, генерал, что сей великовозрастный мальчик по-прежнему необычайно прозорлив, находчив и, главное, удачлив. И смотри мне! Чтоб ни один волос с его головы…

Генерал: Могли бы и не напоминать. Я всё прекрасно понимаю.

Софья Андреевна: Понимать-то понимаете, да вот работать привыкли топорно. Поэтому, будьте уж любезны, держите руки в стороне – как от бокала горного хрусталя с глубокого похмелья. Не дай бог разобьёте.

Генерал: Ну а если ситуация выйдет из-под контроля?

Софья Андреевна: А она и выйдет из-под контроля. И контролировать сам господь бог не в силах. Поэтому сама буду… Соблазнять буду, приручать буду. Улещать. Умасливать. И как пить дать – безуспешно. Главное, держать руку на пульсе. И вам, генерал, велю там быть – и чтоб само обаяние излучали. Ни взгляда, ни нотки, ни намёка на ревность чтоб. Иначе глаза выцарапаю, язык вырву, ручонки выкручу – с мясом и не раздумывая.

Генерал: Ну, Софья Андревна, это же просто пытка какая-то невыносимая. Лучше сразу казните! Ну, разве что в награду за муки адовы меня ждёт награда…

Софья Андреевна: Я обещаю, но только время и место определю сама. За терпение, вы меня знаете, я вознагражу вас так, как вам и не снилось даже в самом сладком, сказочном сне.

Генерал: Целую ручки, целую ножки.

Софья Андреевна: Пошляк!

Генерал: Рад слышать, и очень жаль, что слышу, но не имею удовольствия лицезреть.

Софья Андреевна: Такое удовольствие я вам вскоре предоставлю.