Без приглашения

— Талант легко загубить. Особенно легко тому, кто надеется на вдохновение. — Бахмуд тяжело вздохнул и, отмахнувшись от какой-то мысли, как от мухи, стал говорить о моей пластинке: — Хорошо, что ты ко мне пришла. Я увидел, что ты талантлива, а чрезмерной скромностью ты могла бы свой талант погубить. Научиться самой нельзя. Человек один не может, он должен опираться на опыт старших. Не восприняв этого опыта, он хватается за что попало. Знание приемов тоже важно. Ты вот тратишь много сил там, где они не нужны. Даже по прорезанному рисунку видно, что сделала ты его неподходящим да еще и тупым резцом. Но зато как хорошо ты распределяешь веточки, как свободно и естественно падают на твоем орнаменте листочки! Простота и легкость — вот признаки дарования. А спешить не надо. Быстрая речка до моря не доходит. Вот тут ты немного поторопилась, конец этой головки вырезан слишком грубо и глубоко. Но самая большая твоя ошибка в том, что, правильно повторив отдельные детали, ты неверно прочитала орнамент.

Впервые я услышала, что орнамент можно читать. Ведь он не книга, в нем нет букв.

— Смотри, — говорил он. — На что похожа эта головка? На кузнечный мех, не так ли?

— Вижу, вижу! — воскликнула я, а Бахмуд нахмурил брови и приложил палец к губам.

— Разбудишь наших храпунов… Так вот, у головки этой именно такое название: «сулка бик», то есть «кузнечный мех». А эта на что похожа?

— На очаговый крюк, — радостно ответила я.

— И та и другая — искони кубачинские головки, их не найдешь нигде. И хоть памятник, с которого ты срисовала, разукрашен каменотесами пятнадцатого века, мы твердо можем сказать, что сделан он руками зирехгеранцев. Помнишь, что древнее название нашего аула Зирехгеран? — Я кивнула, и он продолжал: — Вот эта головка орнамента имеет название «кацала-бик», что значит «голова козла», а эта «мучал-бик» — «кувшин-голова». Всего сразу не расскажешь. Но теперь посмотри на мою сахарницу. Есть на ней и стамбульская головка, и франкская, есть даже — смотри-ка, смотри! — «москав-накиш», — «московский орнамент». Сегодняшняя молодежь думает, что только она ищет новое, только она переступила границы и у других народов находит что-то хорошее. Это мы делали всегда, но не просто заимствовали и впитывали, а стремились и чужое сделать по-своему. Напомни мне, кстати, Мадина, и, если можешь, помоги — надо ответить другу твоего мужа Амиру Ибрагимову. Он прислал мне письмо из Ташкента и просит объяснить, почему блюдо его мы не согласились признать кубачинским. Мне трудно писать, а продиктовать я готов.

Краснея от удовольствия, я сказала:

— В любое время, папа.

— А теперь еще несколько слов, и наш первый урок будет окончен.

Я чуть не захлебнулась:

— Вы… Вы еще… Значит, будет и второй урок?

— И третий, и четвертый — все, что знаю я, узнаешь и ты. Но не перебивай своего учителя. Смотри — вот головка «Уцала-бик», рядом «Ашала-бик». Они названы по имени мастеров, которые их создали. И их немало — авторов, имена которых вошли в многовековую летопись нашего орнамента. И все эти мастера были новаторами, народными художниками.

В заключение Бахмуд наточил несколько резцов и подарил их мне. Дал две серебряные пластинки и отправил спать. Но я не легла. Вернувшись в нашу комнату, я уже не слышала храпа своего Хартума. Он был пьян и храпел, а я была без вина пьяна, и все во мне кипело от радости и переизбытка сил. Я зажгла маленькую лампочку над столом, собираясь рисовать.

И тут мне на глаза попала модель голубя. Я взяла ее в руки, сложила обе половинки и долго-долго смотрела. Конечно же, это не курица. Голубь был хорош. Но головка его слишком прямо смотрела, и это меня сердило. Не думая, что из этого выйдет, я схватила модель и стала поворачивать головку. Знала, что дерево не глина, что руками ничего не сделаешь, но продолжала крутить, сильней, все сильней — вдруг услышала треск: головка отвалилась…

Я вся дрожала, из глаз моих покатились слезы. Кинулась к Хартуму, трясла его, целовала — он был как мертвый. Что делать? Я решила, что все пропало, завтра он меня убьет.

В полном отчаянии я на цыпочках побежала в мастерскую, надеясь, что отец еще не улегся. Но его там не было, и я готова была выброситься в окошко. Как вдруг услышала за собой шлепающие шаги, Обернулась и увидела… свекровь.

— Мама! — закричала я и с рыданиями бросилась ей на шею. — Посмотрите, что я наделала, мама!

Я ждала, что она меня станет ругать, поднимет на ноги весь дом. Но тут я почувствовала на своей голове ее теплую ладонь: