Без приглашения

— Посмотри глазами: как вы живете — как мы живем! Зажги газовую плиту, открой кран водопровода, неужели плохо?.. Выйди на балкон — море видишь? Выйди на улицу — сколько людей! Веселые люди, модно одеты. Каждый, когда хочет, может в кино пойти, в театр, в цирк. По асфальту ходим — всюду ровные дороги. А какие деревья, какие сады! Дома, смотри, один другого красивее; танцплощадки, смотри, открыты во всех парках. Мало тебе? Библиотека нужна — сотни библиотек в городе Баку. Жениться хочешь — тысячи девушек красивых, разных… есть даже в очках: такие умные, такие ученые — рот раскроешь, их слушая, все равно ничего не поймешь… Знаешь, Хартум, не скрою от тебя — я полюбил большой город. Баку полюбил!

Я несколько дней пожил у дяди и увидел — он и рестораны полюбил, шашлык от души полюбил, суп пити, цыплят табака, вино и такое и эдакое, эстрадный оркестр, танцы между столиками тоже полюбил мой дядя Раджаб. Жена его Белла, хотя они трехлетие свадьбы отпраздновали, только чужих детей по головке гладит… Я разве старик, разве могу их наставлять? Дяде двадцать восемь, а мне только восемнадцать. Дядиной жене исполнилось двадцать пять — перед ней я мальчишка… Все-таки я дядю как-то осторожно спросил:

— Скажи, Раджаб, сын твой братом мне будет двоюродным, правильно?

Он посмотрел на меня, как на помешанного:

— Какой сын? О чем говоришь?

— В большом городе, что, не рождаются дети?

— Ты чудак какой-то. Моя жена Белла, не знаешь, что ли, солистка в эстрадном оркестре. Если затеет такое дело, подведет весь коллектив.

Я удивился, как они живут. Ложатся спать в два, в три часа ночи. Приезжают после концерта друзья, начинаются разговоры, веселье. Я не отказывался — пил с ними вино. Как-то раз дядина жена Белла спросила, почему не танцую.

— Я был бы рад, тетя, — в квартире тесно плясать. А западные танцы не знаю, не учат у нас в Кубачи.

Ей не понравилось, что тетей назвал.

— Надо, племянничек, культурой овладевать. Очень уж ты… простоват и слишком тихий.

Сказала бы она в Кубачи, что я тихий, — смеялся бы весь народ.

Я хорошо гостил у своего дяди в Баку. В двух театрах побывал, в цирке; раз пять видел на эстраде свою тетю, хлопал ей громче всех. Она и поет, и танцует, и на гитаре умеет играть — хорошая артистка, как теперь говорят, «модерная»… Я и в ресторан ходил, и на футбол попал: не мог понять, почему люди кричат, кому грозят… Да, все прекрасно в большом городе. Моды, танцы, джаз, квартирные удобства, такси на каждом шагу — были бы деньги.

Неделя прошла, другая. Как-то утром, когда завтракали, дядя спросил:

— Нравится в городе жить?

Я не знал, что сказать. Вытер пот со лба.

Дядя ухмыльнулся.

— Да, — говорит, — летом в Баку жарко, не то что у нас в горах. Вижу, соскучился по Кубачи.

Я ему подмигнул:

— Дядя Раджаб, ты ведь тоже соскучился.

Он посмотрел на свою жену Беллу, потом снова на меня:

— С чего ты взял? Не выдумывай!

Я молчу.

Дядя вздохнул, еще раз вздохнул и говорит жене:

— Белла, возьми хоть раз отпуск летом — махнем в Кубачи. Ты ведь так и не побывала в моих родных местах.

Она пожала плечами:

— А что там у вас хорошего? Деревня и деревня. — Глаза у нее стали скучные-скучные. Вдруг вскочила — сразу видать, что артистка, меняется, как хочет. Кинулась ко мне: — Хартум, дорогой, сколько прошу мужа — «расскажи так, чтобы мне захотелось поехать». Он не умеет. Может, ты сумеешь объяснить, что я в Кубачи потеряла. Ради чего должна бросить Баку?

Я представил себе ее на улице нашего аула и рассмеялся.

Она рассердилась:

— Что смешного?

— На таких каблучках, на шпильках, в Кубачи ходить — ноги сломаешь.

— Обрадовал!.. Скажешь небось, и губы нельзя красить?

— Нельзя.

Она, кажется, даже довольна была, что нельзя.

— Раджаб рассказывал, что вечера в горах прохладные. Брюки тоже запрещается носить женщине?

— Носи на здоровье. Только не брюки — бумазейные шаровары. Надевай под платье.

Тут на нее смех напал, громко хохотала, долго.

Я смотрел на нее, смотрел.

— Что смотришь, Хартум?

— Вижу у тебя на кофточке большое, эмалированное, вроде блюдца, не пойму что.

— Брошка… Тоже не разрешается носить в Кубачи?

— Медная?

Она отвечает с вызовом:

— Да, не золотая. Медная, зато модная!

— А что на ней изображено? Я и так смотрю, и эдак…

— Женское лицо, племянничек. Протри очки — увидишь.

— Я тоже так думал, боялся сказать: один глаз большой, другой маленький, нос кривой, на голове вроде сена…

— Ах, племянничек, племянничек! Эта брошка эстонская, с большим художественным вкусом. Ты вот мастер — попробуй сделай что-нибудь подобное… Сказать тебе откровенно?.. Снизойдешь, чтобы серьезно говорить с женщиной? Вы в вашем Кубачи, может, и способны к тонкой ювелирной работе, но давно окостенели. Ни один современный человек, ни одна современная женщина…

Дядя Раджаб взял меня под руку:

— Пойдем, Хартум, погуляем.

Мы с ним вышли на улицу, выпили за углом по кружке пива. Я видел, что ему не по себе.

— Никогда не спорь с женщиной, — сказал он и тяжело вздохнул.

Я тоже вздохнул.