Без протокола: невыдуманные истории рассказывают дипломат Александр Богомолов и разведчик Георгий Санников

Вот что при прощании с Москвой в 1991 году был вынужден сказать ему возглавивший после ареста Крючкова КГБ Шебаршин: «Миша, ты сам видишь, что тут происходит. Ты всегда был для нас верным другом, но в настоящий момент мы ничего не можем для тебя сделать. Кто мог бы подумать, что все так получится! Да хранит тебя Бог!» Следует сказать, что Служба внешней разведки России восстановила справедливость. Маркус-Миша Вольф давно стал желанным гостем Москвы. Его тепло принимали в СВР в Ясенево, устраивали на высоком уровне презентацию его книг, оказывали ему и жене Андреа самое высокое внимание и уважение не только за прошлые заслуги и тесное сотрудничество с советской разведкой, но и за искреннюю любовь к России, русским, Москве, где навсегда осталась частичка его сердца…

Он был еще полон сил и энергии, но, не разделяя внутренне некоторых решений партийного руководства ГДР, попытался уйти со службы до достижения пенсионного возраста. Он жаждал свободы и независимости и не хотел связывать себя государственной дисциплиной. Тогда Мильке не подписал приказ, зная возможную реакцию ЦК СЕПГ. Попросил Вольфа еще поработать. Через три года, в 1986-м, он удовлетворил желание Маркуса, освободившись наконец от «диссидента» Вольфа и опасного для себя возможного преемника — возрастная разница между Мильке и Вольфом составляла 15 лет. Маркус расходился с министром в оценках политической ситуации. Зная его интриганство, не хотел больше работать с человеком, который в нужный для Хонеккера момент помог разделаться со своим бывшим покровителем Вальтером Ульбрихтом. Маркус был не согласен с проводимой МГБ ГДР и инициированной министром линией всеохватывающего контроля населения и выявления инакомыслящих, считая это политически неоправданным и ошибочным. Население ненавидело и боялось «штази», как называли за глаза сотрудников госбезопасности. Вольф был уверен, что, посвятив себя на следующем отрезке жизни творческой писательской работе, он еще сможет как-то повлиять на явно деградирующее общество. Как и многие его друзья, Маркус был уверен, что с приходом в Москве к власти Горбачева начнутся так нужные перемены в обществе. Надежды вскоре улетучились. Модель Советов, исковерканная властителями, потерпела крах повсеместно. Народ отшатнулся от коммунистов. Общество раскололось.

Всесильный молох авторитарного диктата пожирал изначально любого инакомыслящего, будь то неугодный партийный или государственный деятель или обычный диссидент, как это многократно имело место в ГДР. Вольф был глубоко убежден, что сталинские репрессии не могли быть преступлениями коммунизма. Это были преступления против коммунизма. Преследование критически мыслящих людей в социалистическом обществе не должно было проводиться вообще. Со временем это всегда оборачивается трагедией для общества. Ликвидировать с помощью карающего меча и от имени рабочего класса инакомыслящих и несогласных легче, чем попытаться переубедить этих критиков, перетянуть на свою сторону. Иначе нельзя. У коммунистов уже был достаточно большой отрицательный опыт в этом вопросе. Большевики слишком долго и чрезмерно масштабно проводили репрессивную политику, оправдывая ее сталинской фразой об усилении классовой борьбы по мере приближения к коммунизму.

Спустя годы он по-новому осмыслил слова своего кумира и героя Розы Люксембург. Маркуса поразили ее предсказания. Ему стало понятно, почему левонастроенные круги нового поколения во время событий 1968 года использовали некоторые тезисы Люксембург: отказ от авторитарного господства без отречения от социалистических революционных идеалов и целей. Молодости импонировало высказывание Люксембург против «любых диктаторских методов утверждения власти». Он был согласен с мыслью Люксембург, что настоящая политическая демократия не может давать свободу только маленькой кучке избранных. В противном случае «общественная жизнь постепенно угасает; дирижируют и правят с неуемной энергией и безграничным идеализмом несколько дюжин партийных вождей, среди них реально руководит дюжина выдающихся умов, а элита рабочего класса время от времени созывается на собрания, чтобы рукоплескать речам вождей, единогласно одобрять предложенные резолюции… По сути — это хозяйничанье клики; правда, это диктатура, но не диктатура пролетариата, а диктатура горстки политиков» (Люксембург Р. О социализме и русской революции. Избранные статьи, речи, письма. М., 1991).