Без семьи

Мы направились к этой избушке. Собаки с радостным лаем ворвались в нее и начали кататься по сухой земле. Жилище это было очень простое. Вся мебель состояла из постели, сделанной из мха и несколько камней, которые могли бы служить вместо стульев. Окон в избушке совсем не было, а вместо дверей была дыра, через которую мы вошли.

Когда мы стряхнули с себя снег и осмотрелись вокруг, то заметили в земле небольшое углубление, выложенное кирпичами. Несомненно, это углубление служило печью. Вскоре веселый огонек осветил наш темный чулан. Правда, наше жилище наполнилось облаками дыма, но разве это могло огорчать нас, когда перед нами горел добрый огонек, согревавший наши окоченевшие члены?

В то время, когда я, опершись обеими руками о землю, раздувал огонь, собаки важно уселись вокруг костра. Вскоре и Проказник высунул свой нос и, убедившись, что мы уже не на дворе, быстро соскочил на землю, подошел к костру и, выбрав себе лучшее место, протянул к огню свои дрожавшие от холода лапы. Витали вынул из своего дорожного мешка краюшку хлеба и кусок сыра. Конечно, в такую минуту нам было бы приятнее поесть чего-нибудь горячего, но мы и сухой хлеб ели с большой радостью. Витали разделил на две половины хлеб и сыр и одну лишь половину роздал нам, а другую спрятал обратно в свой мешок.

— Я не знаю ни этой дороги, ни леса, — сказал он. Я слышал лишь, что этот лес очень велик и соединяется с другими лесами. Может быть, мы слишком отдалились от всякого человеческого жилья. Этот запас пищи должен послужить нам на более долгое время.

Хотя необилен был наш ужин, но мы утолили голод и после теплого огонька могли спокойно ожидать, когда перестанет падать снег. Однако, он не переставал. Сквозь отверстие хижины мы могли видеть, как он падал беспрерывно, покрывая лужайку ровной, белой пеленой. Собаки, свернувшись в клубочек, сладко заснули вокруг огонька, а вскоре последовал их примеру и я.

Как долго я спал — не помню. Проснувшись, я увидал, что уже начинает вечереть. Слой снега сделался еще толще, и если бы пришлось нам сейчас итти, то он был бы мне выше колена.

Который-то теперь час?

У Витали уже давно не было часов. Он истратил много денег на уплату штрафа. Наш заработок в последнее время был очень плох. И когда мне пришлось в Бордо покупать меховую куртку, Витали вынужден был продать для этого свои большие серебряные часы, по которым Капи умел угадывать время.

— Ничего не поделаешь, — сказал Витали, — нам придется пробыть здесь некоторое время. По крайней мере, у нас есть крыша над головой и огонь.

Он вынул оставшийся кусок хлеба и поделил его между нами поровну. Куски были небольшие, и мы живо покончили с ними.

Постепенно начало темнеть. Снег продолжал падать. Собаки улеглись около огня. Я немного посидел еще, наслаждаясь теплом и слушая рассказы Витали из истории Франции. Потом, когда меня снова начал одолевать сон, я завернулся в свою меховую куртку и прилег, положив голову на плоский камень, вместо подушки.

— Постарайся заснуть покрепче, — сказал мне Витали, — а когда мне захочется спать, я разбужу тебя. Нужно одному из нас смотреть за огнем и не давать ему погаснуть.

Я закрыл глаза и крепко заснул. Когда Витали разбудил меня, была уже глубокая ночь. Огонь продолжал ярко гореть.

— Теперь твоя очередь, — сказал мне Витали, — подкладывай дрова в костер, а я немножко сосну.

Оказалось, что он, пока я спал, заготовил для меня целую кучу хвороста. Когда я уселся на камне с намерением поддерживать огонь, Витали завернулся в свое пальто и лег. Вскоре, по его громкому и ровному дыханию, я понял, что он уснул.

Тогда тихонько, стараясь не разбудить хозяина, подошел я к отверстию и посмотрел, что делается на дворе. Снег разукрасил деревья и кусты в белые одежды, на чистом небе светились звезды. Мороз усилился, и в лесу по временам раздавался треск. Хотя я тихонько-тихонько подошел к двери, тем не менее, разбудил собак. Зербино встал, подошел ко мне и вздумал выйти из хижины. Повелительным движением руки я приказал ему остаться, но Зербино поднял вверх морду и начал беспокойно нюхать воздух. Я постоял у отверстия еще несколько минут, потом возвратился к огню, который начал уже угасать. Я прибавил несколько веток и уселся, положив голову на камень.

Ничто не нарушало ночной тишины. Понемногу глаза мои начали слипаться, и я незаметно для самого себя уснул. Если б я не улегся так удобно, если б Витали не заготовил хвороста, тогда бы сон не так скоро одолел меня, но в тишине и бездействии трудно было долго бодрствовать. Я заснул крепким сном.

Вдруг меня разбудил бешеный лай. В одно мгновение я вскочил на ноги. Меня окружала темнота. Очевидно, я спал довольно долго, потому что огонь погас и только две головешки тлели в огне. Лай не унимался. Я узнал голос Капи, но странное дело: Зербино и Дольче не было в хижине.

— Что случилось? — крикнул вдруг Витали, пробуждаясь от сна.

— Не знаю, — отвечал я.

— Ты уснул и огонь погас?