Без ума от тебя

Пока они приближались к Скотту, тот, приложив руку к груди и качая головой, приговаривал: «Я потрясен, совершенно потрясен». Потом он встал на одно колено, поцеловал Марианне руку и издал шумный вздох.

Шоумен, что тут скажешь. Даже если бы Харриет не чувствовала к нему такой неприязни, она бы все равно подумала, что Скотт переигрывает. Вот козел, вечно тянет одеяло на себя.

– Спасибо вам всем, что пришли сюда засвидетельствовать брак Скотта и Марианны, – сказала распорядительница – дама лет шестидесяти, с короткой стрижкой и в костюме с юбкой. У нее был вид депутата от лейбористов, который обещает заняться решением вопросов, действительно значимых для местных жителей. – Прошу садиться. Меня зовут Гвен, я веду сегодняшнюю церемонию. И мы начнем ее со стихотворения, которое продекламирует Ральф.

Мужчина в желтом костюме, который вел Марианну, выступил вперед.

– Всем привет. Это стихотворение Кэрри из «Секса в большом городе». – Он сделал паузу. – Скотт просил обратить внимание на то, что это выбор Марианны.

Смех.

Харриет слышала стихотворение впервые – оно оказалось очень коротким и, к счастью, ни секса, ни города, если уж на то пошло, в нем не было.

– Спасибо, Ральф, это было замечательно, – сказала Гвен, когда тот вернулся на место. – Теперь мы переходим к обмену клятвами и кольцами. Прошу невесту и жениха встать лицом друг к другу.

Гвен начала свою речь, и Харриет бросило в пот. Где сигнал? К ее ужасу, сигнала не было – она уже проклинала себя за то, что придумала его.

Если Марианна по понятным причинам – стоя у всех на виду и волнуясь, – забыла о нем, то, вероятно, Харриет не следовало давать задний ход. Вряд ли к Марианне при виде Скотта в костюме индпошива пришло преображающее прозрение, но если даже так… то едва ли Харриет можно поставить в вину, что она поверила ей на слово.

Но если вмешаться и выяснится, что все было зря, – эта мысль приводила ее в ужас. Пройти через это мучительное испытание можно было лишь при условии, что все поймут, что этого хотела невеста. Харриет припомнились слова Кэла. Люди лгут постоянно, по причинам и без оных.

– Простите, я не поздоровалась с мамой, – послышался вдалеке тихий, чирикающий голосок.

– Э-э, да… – проговорила сбитая с толку Гвен.

Марианна повернулась к гостям, оглядела ближайшие ряды и послала воздушный поцелуй женщине, которая была вне поля зрения Харриет.

Тут живот рухнул вниз, сердце зачастило – в организме сработал аварийный выключатель. Черт. Ладно. Все в силе. Значит, так тому и быть.

Харриет посмотрела на свои руки, сжимающие бархатный клатч, – костяшки пальцев побелели.

Гвен речитативом произносила формальности – в их нескончаемости была неминуемость крушения железнодорожного состава.

Пауза, когда в ушах Харриет пульсировала кровь. Она подняла глаза к потолку, на воздушные шары. Нестерпимо хотелось сбежать отсюда.

– А теперь, – Гвен помолчала, – я должна спросить, известна ли кому-нибудь из присутствующих причина, в силу которой эта пара не может вступить в законный брак. Пусть он или она скажут об этом или вечно хранят молчание.

Гвен оглядела зал с блаженной улыбкой, которая всегда появлялась у нее на лице при этих словах, потому что ведь это была просто риторическая глупость. Харриет приказала конечностям повиноваться и поднялась с ощущением внетелесного переживания – она до конца не понимала, что действительно встала на ноги.

– Мне известна, – дрогнувшим и вроде бы своим голосом сказала она.

Все головы обернулись, и воцарилась выжидательная тишина – напряженная и звенящая.

Откуда-то послышался вопрос: «Это еще кто, черт возьми?» – который тотчас был зашикан.

Открой. Рот. Губы были плотно сжаты, челюсти сомкнуты. Она кашлянула. И снова голос, который звучал как чужой.

– У Скотта Дайера мания контроля, он – домашний абьюзер. Я была с ним четыре года, и за это время он почти уничтожил меня ментально.

Последующие секунды казались годами. На всех лицах было выражение потрясенного изумления. У Гвен был такой вид, как будто в зал ворвался кто-то в клоунской маске с пулеметом Томпсона.

– Поверить не могу, что ты на это решилась, Харриет, – наконец произнес Скотт твердым и ровным, как лезвие ножа, голосом.

Все головы повернулись к нему. Выдворив из зала Нину, он должен был быть немного настороже. Сейчас коллизия прояснялась. Однако не в полном масштабе.

– Я тоже не могу поверить, что решилась на это, – чуть храбрее сказала Харриет. Прыгнуть было страшнее всего, а она уже прыгнула. – Это крайняя мера, чтобы не дать тебе сломать жизнь другой женщине.

– То, что я не хочу быть с тобой, не означает, что я сломал тебе жизнь.

Скотт был бледный как полотно и заметно дрожал от ярости и смущения – дал себе установку разговаривать с ней, как с маньячкой, страдающей сталкингом. Это было его главное оружие и оптимальный шанс дискредитировать ее: представить законченной истеричкой. Эта сука чокнулась.

Что, несомненно, подтверждал факт прерывания свадьбы.