Безбожно счастлив. Почему без религии нам жилось бы лучше

Итак, я неделями занимался шлифовкой деталей, просверливал отверстия в стали, накручивал резьбу, монтировал розетки в машинах, а также познакомился с 220 вольтами на 16 ампер, которые, по Адаму Ризе получается^[78], 3520 ваттами пробежали по моим нервам и впечатляюще мне проиллюстрировали то, чего я никак не мог усвоить на уроках физики: «V» умножить на «а» равно «w», причем «w» здесь явно означает «Wahnsinnsschmerzen»^[79].

«Ну чего там, очухались?! – проорал мне шеф, холерический трудоголик, который с 6 утра до 8 вечера бегал с багровым от гнева лицом по цеху, ругая работников на чем свет стоит. – Сейчас возьмете этот проект, – кричал он дальше, – и изготовите деталь, ясно?!»

Он всунул мне в руку эскиз, где наверху значилось: ±1.

«А что вот это значит?» – спросил я и показал на «плюс-минус».

«Это толерантный допуск (Toleranz)^[80]! – проорал он. – Один миллиметр – что же еще?!»

«А… что это означает?» – осторожно добавил я.

«Манометр, вы, нынешние студенты, вообще ничего не знаете! – Вне себя от ярости он вырвал у меня бумагу с эскизом и заорал так громко, что время от времени должен был хватать ртом воздух. – Толерантный допуск – это максимальное отклонение… от нормы! Если, значит, стоит десять миллиметров… то деталь должна…»

«…быть минимум девять и максимум одиннадцать миллиметров длиной?» – я закончил его фразу, избавив его от одышки и думая уже, что он вот-вот рухнет. Но вместо этого он схватил меня за плечо и потащил меня к одной из машин, которые были почти готовы к выпуску.

«Эту часть мы пошлем в Индокитай за миллион евро! – Он перешел на свой обычный крик и рывком распахнул дверцу огромной машины размером с домашнюю сауну. Мы оба созерцали ее сложнейшую внутреннюю жизнь, состоявшую из тысячи деталей. – Слишком длинный тут кабель или слишком короткий – один хрен, главное – чтобы он соединял! Но если ХОТЯ БЫ ОДНА из чувствительных частей машины превысит допуск (Toleranzwert^[81]), то вся система будет нарушена! А теперь я вас спрошу! – Он заорал: – Что тогда произойдет?!»

«Машина остановится?»

«Вот именно, черт побери! – Его слюна отлетела мне прямо в лицо. – И тогда – все псу под хвост, это ясно?!»

«Так точно!» – Я едва не отсалютовал ему.

«А во сколько вы отштампуете?»

«Завтра в семь утра, как вы и…»

«А вот и нет – в семь часов две минуты! При нулевом допуске! – Он прилепил эскиз мне на грудь и добавил: – Еще одно опоздание, и я вас отсюда выгоню ко всем чертям! А теперь за работу – и чтоб кровь из носу!»

В тот вечер я слегка «поддал» с моим соседом, а потом так долго обсуждал с ним отклонения в системах, что на следующее утро проснулся в половину одиннадцатого и лишь после крепкого кофе отправился в цех, чтобы выслушать прощальный ор шефа и собрать вещи. И так уже понятно, что техник из меня – никакой, но в этот день я все же узнал, что различные значения понятия «толерантность» справедливо обозначаются одним и тем же словом: всякая система имеет свою норму, причем некоторые части системы допускают большую степень толерантности, чем другие, не позволяя системе сломаться. Толерантность, следовательно, – не всегда доброе дело, но она всегда задает границы, при которых система сохраняет стабильность.

В более крупных объединениях есть части, которые, подобно кабелю в машине, хотя и чертовски важны, однако не столь важно, насколько точно они слажены, – главное – что они есть! Мода, изобразительное искусство, музыка, театр, кино, архитектура, литература, сатира, но и такие сферы, как дружба или любовь, допускают максимальную степень разнообразия. Их существование важно, но их форма предлагает почти безграничное пространство для творчества.

Однако другие сферы предполагают меньшее отклонение от нормы, и таковы главные элементы механизма нашего открытого общества: демократия, одинаковые законы для всех и разделение власти; равноправие индивидуумов и все формы свободы, которыми может пользоваться индивидуум, не ограничивая при этом свободу других: свобода выражения мнений, свобода печати, свобода науки и искусства, но также и религиозная свобода, то есть право на то, чтобы свободно выбирать свое религиозное мировоззрение, как и свою неприверженность какой-либо религии.

К счастью, мы (уже) не живем внутри механизма, который спроектирован каким-то холерическим деспотом и собран его подмастерьями – хотя и остались некоторые группы лиц, желающие снова повернуть колесо времени вспять, – а живем мы в общественной системе, у которой есть два существенных признака: она открыта изменениям и предоставляет каждому человеку право на свободу – при строгом условии, что степень допуска, или толерантность, в этих наиболее чувствительных частях машины не превышена.