Бездна

– Фиксируются только подзаконные толкования, а сами заповеди остаются нерушимыми и без подписей заинтересованных сторон, типа «не укради», «не убий», «не прелюбодействуй». Так что не надо копать, все равно сделаем. Хотя предки, давая такую заповедь, не представляли, как это. Технически со вчерашнего дня уже несложно, но вот эти грёбанные этические заусеницы…

Гавгамел сказал нетерпеливо:

– Да что там решать? Всё просто, отнять и поделить!.. Сделаем, а потом посмотрим, что получилось. Может быть, и не Пушкин окажется на постели, а лорд Чемберлен с сиськами Греты Гарбо!..

– У Греты Гарбо были мелкие, – уточнил Южанин и заулыбался мечтательно. – А вот у Памелы Андерсон…

Я звучно похлопал ладонью по его спине, получилось противно, словно морж шлепает ластом.

– Но-но, умолкли!.. Что вы все сразу на сиськи?.. Скоро до кистеперых рыб докатимся, такие умные. Вон Ламмер себе уже аквариум присматривает…

Ламмер сказал обидчиво:

– Это для домашнего крокодила!.. Сам в аквариум ихтиандрить не полезу. Не дождёшься.

Южанин зевнул, сказал лениво:

– А вдруг дождусь? Мы же теперь бессмертные.

Глава 5

Лицо Ламмера посветлело, больше всех нас страшился умереть, не дожив какие-то недели до внедрения бесконечной продолжительности жизни. Тогда это шло как болезненная вакцинация населения, многие отказывались, опасаясь «непредвиденных последствий», которыми так любят пугать с многозначительным видом те, кто как бы умеет заглядывать в будущее, но Ламмер побежал в пункт приёма в первый же день и даже постоял в образовавшейся очереди, а потом неделю маялся с температурой.

Сейчас все мы, избавленные как от болезней, так и старости, свободны от давления времени, когда нужно было планировать оставшуюся жизнь, чтобы успеть жениться, родить детей, увидеть внуков и хорошо бы правнуков, а дальше обеспеченная старость под присмотром заботливой медсестры и ежедневные прогулки в компьютеризированной коляске.

Сейчас не спешим, дети давно выросли, как и внуки, впереди вечность, в которой можно успеть всё задуманное и даже то, что задумано будет позже и позже.

Потому можно не спешить и с задуманным.

Я дёрнулся, сам тоже чувствую страх вот так взять и открыть дверь в комнату, где воскрешённый Пушкин, пусть ещё во сне, но всё равно в нашей однообразно счастливой жизни впереди излом, а мы не готовы, мы уже ни к чему не готовы.

Казуальник, не сдвигаясь с места, сказал брюзгливо:

– Похоже, новости технологий сообщают не только нам. Из центра Изящных Искусств вот сейчас сообщают, что на днях приступают к пробному воскрешению Блохина. И хотя «на днях» у них понятие тоже натяжимое… или растягнутое?.. но со временем кто им помешает совершить эту дурь, что у нас не дурь, а у них дурь?

Гавгамел прорычал угрожающе:

– А хто это?

– Школота, – сказал Казуальник покровительственно. – Ясно же, что родился позже!.. Это был самый великий футболист мира, призер «Золотого Мяча», чемпион Европы и всяких состязаний! Кумир в их понимании.

Гавгамел хмыкнул, но смолчал, а Южанин сказал уважительно:

– Тогда да, заслужил. А то я уж подумал на академика Блохина, что создал все лучшие сорта стали, и мир стал иным… Такие люди, как футболист Блохин, нужны в нашем обществе!.. Непреходящие ценности не должны переходить, а обязаны стоять, как вон твои скалы для лупания. Но нам нужно поспешить. Нашему Пушкину надо появиться раньше. Мы должны быть круче!

Казуальник поморщился.

– Рассуждаешь, как сингуляр, это они всегда спешат. Ничего страшного, если Пушкин выйдет из камеры позже, хотя, насколько я знаю этих изящноискусственников, они осторожничают и перепроверяют всё ещё дольше нас.

Ламмер хмыкнул, бросил в мою сторону иронический взгляд. Разве мы проверяем, было в его печальных глазах. Просто оттягиваем момент, когда в самом деле нужно будет что-то делать. Вдруг да не получится, разучиться быть полезным обществу можно очень быстро.

Делая над собой титаническое усилие, я заставил ноги сдвинуться с места, а то как приросли подошвами, задержал дыхание и, как статуя командора, прошёл через сени к двери из натурального дерева.

Никто не сдвинулся с места, смотрят молча, я поднял тяжёлую руку и заставил негнущиеся пальцы взяться за такую же, как и дверь, деревянную ручку.

– Шеф, – сказал издали Гавгамел, – у тебя руки трясутся. Курей крал?

Я заранее пригнулся, народ в старину был мелковат, медленно приоткрыл дверь. Пахнуло тёплым застоявшимся воздухом, резко потянуло неочищенными лекарствами.

Комнатка крохотная, такие отапливать было проще, минимум примитивной мебели, под противоположной стеной – грубо сколоченная деревянная кровать.

Неприятно пахнет затхлостью и гнилью, на кровати на спине укрытый до пояса одеялом мелковатый мужчина с худым лицом. Чёрные бакенбарды, высокий лоб, пухлые капризные губы, глаза закрыты, хотя видно, как слегка приподнимается одеяло в районе груди.

Я слышал, как за спиной медленно и осторожно входят в комнату остальные. Казуальник всё же стукнулся лбом о притолоку, остальные успели пригнуться.

– Надеюсь, – прошептал я тревожно, – всё получится.