Бездна

— "По совѣсти" — хочу вѣрить. "По разумѣнію" — какому? собственному?.. У кого есть оно теперь, у кого осталось? Правильное разумѣніе вещей есть результатъ трезваго, послѣдовательнаго и прежде всего независимаго процесса мысли, не принимающаго ничьихъ чужихъ разглагольствій на вѣру, а подвергающаго каждое жизненное явленіе строгой оцѣнкѣ и разбору въ совокупности его съ однородными ему но природѣ и происхожденію явленіями. Гдѣ у насъ люди теперь, способные на самостоятельный процессъ мысли? Четверть вѣка вы употребили на то, чтобы придавить въ Россіи, осмѣять, вырвать съ корнемъ все, что оставалось у ней Богомъ ей даннаго здраваго смысла. На мѣсто его вы поставили вашу уродливую, безсмысленную, гнилую интеллигенцію. Вы обрекли прирожденныя способности русскихъ людей на долгое, вѣковое, можетъ быть, безплодіе, воспитавъ ихъ на отрицаніи, на презрѣніи всего роднаго, древнезавѣтнаго, на развращающихъ фразахъ и отсутствіи всякаго нравственнаго идеала. Вы изъ чужеземной цивилизаціи, съ невыразимою горечью подчеркнулъ Борисъ Васильевичъ, — умѣли привить къ своей странѣ одну лишь гангрену отживающихъ народовъ; вы отравили русскій народъ безначаліемъ, забавами, "аблакатами"; вы сочинили атеистическую, невѣжественную, злобную прессу, точащую ядъ каждою своею строкой, прессу — бичъ всего, еще остающагося неисковерканнымъ въ нашемъ краѣ, прессу, получающую прямо внушенія свои отъ революціоннаго подполья, — и предъ которою вы же, вы, сочинившіе ее, дрожите, какъ неразумные и трусливые ребята… Этотъ безобразный и пошлѣйшій изо всего имѣющагося пошлаго въ мірѣ кумиръ вы поставили на мѣсто всякой иной власти и падаете предъ нимъ ницъ, и заставляете волей или неволей покланятьему все, что ни на есть въ государствѣ. Какого же можете вы ожидать отъ людей взросшихъ, вскормленныхъ на такомъ порядкѣ вещей настоящаго, правильнаго "мнѣнія" и "освѣщенія"? Сбитые повально съ толку, запуганные двадцатипятилѣтнею проповѣдью знаменитыхъ "освободительныхъ идей", обращенные въ чистѣйшее Панургово стадо, лишенные давно всякой независимости характера и привычки мыслить сами по себѣ, что способны будутъ вамъ сказать эти, "интеллигентные" совѣтники короны, "консерваторы" и "либералы", на которыхъ возлагаете вы ваши надежды, — что, кромѣ тѣхъ же невыразимо пошлыхъ фразъ общегазетнаго содержанія, которыми то-и-дѣло пробавляются они на своихъ мѣстныхъ "собраніяхъ"? А если между ними и найдутся, — я допускаю и хочу вѣрить, что найдутся и такіе, — если выищутся люди, у которыхъ удержалось какимъ-нибудь чудомъ, не смотря на общее умственное и нравственное крушеніе, достаточно здраваго толка въ головѣ, а въ душѣ мужества, чтобы выложить вамъ правду во всей ея наготѣ, такъ вы же дадите выпустить на нихъ всю стаю псовъ изъ подворотенъ той же вашей прессы, вы же отдадите ихъ на съѣденіе, на осмѣяніе, на опозореніе предъ всею Россіей и внесете безъ протеста этотъ фактъ въ ваши протоколы, въ силу-молъ "уваженія къ общественному мнѣнію".

Просвѣщенный губернаторъ не выдержалъ и опять вломился въ разговоръ:

— Такъ неужели же, ваше превосходительство, слѣдуетъ, по-вашему, правительству заставить молчать русское печатное слово?

Троекуровъ не отвѣчалъ. Государственный сановникъ покосился еще разъ съ недовольнымъ видомъ на племянника и заговорилъ самъ:

— Mon cher, то, чты ты говоришь — это… c'est un réquisitoire absolu… et impérieux, прибавилъ онъ какъ бы чуть-чуть колко, — противъ всего настоящаго положенія вещей… Ты, можетъ быть, нѣсколько и преувеличиваешь: я полагаю, что людей мыслящихъ здраво и независимо у насъ гораздо болѣе, чѣмъ это можетъ казаться съ перваго взгляда. Но положимъ даже, что нарисованная тобою картина и совсѣмъ вѣрна. Дальше что же? Le remède?… Я тебѣ высказалъ мое посильное мнѣніе, и могу лишь прибавить къ этому, что не я одинъ держусь его. Ты его считаешь неправильнымъ и разбиваешь въ прахъ. Прекрасно! Что же по-твоему нужно?

— Нужна сильная власть, только съ открытыми глазами, выговорилъ Борисъ Васильевичъ.

Впечатлѣніе чего-то похожаго на ударъ бича произвели эти слова на слушавшихъ. Алексѣй Сергѣевичъ Колонтай опустилъ мгновенно вѣки не то смущенно, не то досадливо. Генералъ Бахратидовъ съ какимъ-то инквизиціоннымъ выраженіемъ вперилъ взглядъ въ "стараго камрада": изъ чего, молъ, братъ, ты въ эту сторону гнешь? "Quelle ganache!" говорили, казалось, запрыгавшіе опять во всѣ стороны мышиные глазки просвѣщеннаго губернатора. Одинъ Провъ Ефремовичъ кивнулъ какъ бы одобрительно головой.

Борисъ Васильевичъ провелъ рукой по глазамъ, обвелъ ими кругомъ и прочелъ эти выраженія на лицахъ:

— Что, странно вамъ кажется? Рабъ — готовы были бы вы сказать?

— Троекуровъ, что ты? воскликнулъ Колонтай, быстро оборачиваясь на него, — кому можетъ притти въ голову…

Тотъ усмѣхнулся въ его успокоеніе: