Бездна

Таково, по крайней мѣрѣ, было впечатлѣніе, произведенное пѣвцомъ и его пѣснью на молодую, одѣтую всю въ черное, женщину, сидѣвшую рядомъ съ другою и въ обществѣ трехъ сопутствовавшихъ имъ мущинъ (изъ которыхъ одинъ былъ очень красивый и въ очень красивомъ мундирѣ италіянскій офицеръ), въ большой гондолѣ Hôtel Danielli, управляемой двумя гондольерами, облеченными ливрейно въ матросскій бѣлый съ синимъ костюмъ:

— Ah, marquis, громко вскликнула она, — on se croirait vraiment au temps des doges et il ne manque qu'une pâle Desdémona au balcon de cet adorable palais Grimani!

— Ou si vous aimez mieux rester dans l'histoire, comtesse, благовоспитанно засмѣялся маркизъ, человѣкъ лѣтъ сорока пяти, съ тонкими чертами и лукавымъ выраженіемъ глазъ.- une Catherine Cornaro à la veille de partir reine pour Chypre. [17].

— И какъ онъ поетъ, этотъ человѣкъ! возгласила она опять со вздохомъ восторга.

— Monsieur Vermicella, проговорила на это пренебрежительно-насмѣшливымъ тономъ на томъ же французскомъ языкѣ другая сидѣвшая въ гондолѣ дама, облеченная въ изящнѣйшую тальму изъ темно-синяго drap de velours, богато обшитую золотымъ шнуркомъ по тогдашней модѣ, и съ газовою на круглой шляпѣ вуалью, спущенною до самаго подбородка, во избѣжаніе вреда, какой могъ нанести ночной воздухъ ея свѣжему и прекрасному лицу, и дама кивнула на офицера, сидѣвшаго по другую сторону: — Monsieur Vermicella говоритъ, что онъ хорошо знаетъ этого человѣка: его зовутъ Луиджи Керубини; онъ сапожникъ.

— Si, si, ze (то-есть, je) le connais bien cet uomme (homme) puisqu'il me coud mes stivale… mes bottes, поспѣшилъ перевесть съ самодовольнымъ смѣхомъ офицеръ Вермичелла, который былъ настолько же обиженъ природой въ умственномъ отношеніи, насколько щедро одаренъ ею съ наружной стороны, и говорилъ при томъ по-французски непростительно дурно.

Графиня, не отвѣчая, взглянула на него чуть не съ ненавистью и замолкла, будто обиженная.

— Кстати о палаццо Гримани, знаете-ли вы его легенду? спросилъ ее маркизъ.

— Нѣтъ! отрѣзала она.

Онъ чуть-чуть повелъ кончикомъ губъ, какъ бы засмѣявшись внутренно тому, что угадывалъ подъ ея внезапнымъ неудовольствіемъ, и заговорилъ своимъ свѣтскимъ, нѣсколько изысканнымъ языкомъ:

— Я начну какъ въ сказкахъ: жилъ да былъ (il у avait une fois) здѣсь дожъ по фамиліи Тіеполо [18] и ему принадлежалъ вотъ этотъ, прямо напротивъ, не менѣе прелестный palazzo той же лучшей эпохи Возрожденія. Дворцомъ этимъ уже нѣсколько лѣтъ восхищалась Венеція, когда на мѣстѣ палаццо Гримани все еще стояло старое обиталище этой фамиліи, не отличавшееся ни размѣрами своими, ни изяществомъ. Тогдашній владѣлецъ его былъ человѣкъ богатый, но разсчетливый или скудой, l'histoire ne le précise pas, и довольствовался скромнымъ жилищемъ, оставленнымъ ему предками въ это блестящее Cinque Cento (въ XVI вѣкѣ), когда страсть къ искусству неудержимо увлекала всю остальную тогдашнюю венеціанскую аристократію къ постройкѣ всѣхъ тѣхъ художественныхъ чудесъ, мимо которыхъ проѣзжаемъ мы теперь… Но у этого Гримани былъ сынъ, а у Тіеполо дочь, и молодые люди влюбились другъ въ друга. Такъ какъ обѣ фамиліи были равно богаты, равно записаны въ Золотую книгу [19] и въ отношеніяхъ онѣ были не враждебныхъ, то Гримани, не допуская и мысли, чтобы могло быть ему отказано, отправилъ къ дожу посланныхъ просить для сына руку его дочери. Но къ немалой досадѣ своей узналъ о такомъ отвѣтѣ того: "Скажите Гримани, что я отдамъ дочь мою за его сына, лишь когда онъ выстроитъ palazzo, равный красотой моему, а то у меня каждое утро болѣла бы душа, глядя чрезъ каналъ, при мысли, что моя дочь изъ великолѣпныхъ палатъ моихъ перешла на жительство въ такой жалкій домишко, какъ его". "Такъ объявите же Тіеполо", воскликнулъ Гримани, "что я выстрою такія палаты, что балконъ ихъ будетъ шире всего фасада его дворца"… И исполнилъ свое слово: сплошной балконъ, облегающій, какъ вы видите, весь фасадъ палаццо Гримани, длиннѣе протяженіемъ фасада дворца Тіеполо… Это chef d'oeuvre знаменитаго тогдашняго венеціанскаго архитектора Саммикіели… Знаете, что на одни основанія его — мѣсто тутъ было страшно болотистое, — пошло милліонъ двѣсти тысячъ свай, протянулъ онъ подчеркивая, — превосходнѣйшаго краснаго лѣса… Одна французская компанія предполагала въ прошломъ году купить этотъ дворецъ, чтобы снести его и вытащить для продажи эти сваи, пріобрѣвшія теперь, послѣ такого долгаго пребыванія въ водѣ, крѣпость желѣза и огромную цѣнность. Къ счастію, городъ не согласился на такой актъ вандализма…

— Спекуляція хорошая; дрова здѣсь очень дороги, съ быстротой и краткостью телеграфной депеши промолвилъ, обернувшись къ офицеру Вермичеллѣ, третій изъ мущинъ гондолы, высокій и полный, стоявшій на носу ея и не принимавшій до этой минуты никакого участія въ разговорѣ, а глядѣвшій, не отрываясь, на серенату сквозь огромнѣйшій бинокль, футляръ котораго висѣлъ у него на ремнѣ черезъ плечо.