Бездна

"Сухона, Сухона, припоминала графиня, — это гдѣ-то près Архангельскъ. Онъ туда былъ сосланъ и ушелъ à travers cette forêt, гдѣ чуть-чуть не погибъ. А другой изъ Сингапура — c'est dans l'Inde… кочегаромъ, бѣдный… Ужасно!… Онъ тоже бѣжалъ… изъ Сибири, это ясно, — на какомъ-нибудь американскомъ пароходѣ… И теперь оба здѣсь, à Venise, devant ces merveilles de l'art… Политическіе преступники, des réfugiés politiques", перевела она — и воображеніе ея разгоралось все сильнѣе и сильнѣе. "Какъ это интересно, какъ интересно!.. И непремѣнно un petit roman во всѣхъ этихъ случаяхъ!.. Какъ бы я хотѣла знать, кто была эта женщина… une femme mariée ou une jeune fille?.. которая украла у своего отца ce flacon de cognac и дала ему "на прощанье?"… Она его любила, — непремѣнно!.. Какъ она плакала, можетъ быть, бѣдняжка, когда отдавала она ему это!.. L'amour, toujours, partout l'amour"…

— Ахъ, опять этотъ голосъ! вскликнула она тутъ-же громко.

Луиджи Керубини, сапожникъ офицера Вермичеллы, пѣлъ теперь арію изъ и Furioso Доницетти.

   Raggio d'amor рагеа
   Neir primo april degli anni…

и какъ пѣлъ! "A réveiller une morte", говорилъ, чуть-чуть подчеркивая и усмѣхаясь однимъ уголышкомъ губъ, маркизъ. Она слушала… Сердце у нея сильно билось, а глаза не могли оторваться отъ бѣлокураго незнакомца, сидѣвшаго въ своей гондолѣ такъ близко къ ней, что она могла бы дотронуться до него рукой. И среди этой синей венеціанской ночи, подъ эти страстные звуки юга, предъ мысленными очами ея стоялъ мрачный, страшный сѣверный лѣсъ, занесенный снѣгомъ, — тотъ самый лѣсъ, что писанъ на декораціи послѣдняго акта Жизни за Царя, — и тамъ, подъ нависшею елью, "въ шубкѣ", дрожа отъ холода и муки, стоитъ она, — "jeune fille ou femme mariée", — любившая его, и говоритъ ему: "Прощай, спасайся, будь счастливъ, а я… я умру безъ тебя, но что тебѣ до этого! Мы, женщины, рождены, чтобы любить, страдать… et mourir pour vous"…

— Vous rêvez, comtesse? спросилъ шепоткомъ маркизъ, наклоняясь къ ней вслѣдъ за послѣднею нотой аріи.

Она вздрогнула, усиленно моргнула глазами:

— Oui, et d'un mauvais rêve, быстро проговорила она, приникая опять ухомъ къ тому, что говорилось въ сосѣдней гондолѣ.

— Такъ гдѣ-жь тебя найти тутъ? спрашивалъ Волкъ.

— А я, какъ пріѣхалъ съ Бортнянскими, такъ и остался въ Hôtel Bauer, только въ дешевый нумеръ перебрался…

— Какіе такіе Бортнянскіе? спросилъ опять тотъ.

— Семейство одно русское… Случай мнѣ вышелъ въ Вѣнѣ: ѣхали они въ Италію на зиму, учитель нуженъ имъ былъ къ дѣтямъ…

— Что-жь, дѣло! хихикнулъ Волкъ почему-то.

— Да… да не выгорѣло.

— А что?

— Телеграмму здѣсь получили они. Родственникъ какой-то ихъ богатый умеръ въ Петербургѣ, они скоропостижно и взмыли всѣ туда, наслѣдство дѣлить… Такъ я и остался…

— Гм!.. Это гдѣ же твой Бауэръ?

— Подлѣ San-Moise; церковь такая есть… Вспомни десять заповѣдей, засмѣялся молодой человѣкъ, — и пророка Моисея.

— Добре, не распространяйся, найду… Нумеръ?

— Двадцать девятый. Пролетова спроси, maestro russo Proletof.

— Пролетовъ, повторилъ по слогамъ Волкъ, — по виду что-ли? коротко спросилъ онъ тутъ же.

— По самому настоящему, отвѣтилъ молодой человѣкъ съ новымъ смѣхомъ:- подписано: "с. — петербургскій градоначальникъ"… Ишь, загалдѣли какъ! перебилъ онъ разговоръ, словно послѣ какого-то сна возвращаясь къ сознанію окружавшей его дѣйствительности и устремляя прищуренные глаза впередъ.

Съ гондолъ, съ берега, неслись крики и громкія рукоплесканія пр адресу восхитившаго публику пѣвца. "Cherubini, bravo! Fora (выходи), Cherubini, avanti (впередъ)!"… И въ багровомъ освѣщеніи загорѣвшихся вновь по этому случаю потѣшныхъ огней выступилъ къ самому краю помоста человѣкъ лѣтъ подъ сорокъ, невзрачной наружности, въ изношенномъ пальто и съ шеей. повязанною какимъ-то лиловымъ кашне, и принялся неловко раскланиваться направо и налѣво, откидывая въ сторону, по-италіянски, руку со шляпой во всю длину ея, будто солдатъ на караулѣ, салютующій проѣзжающему командиру.

— Il n'est pas beau votre cordonnier! все тѣмъ же своимъ скучливо-пренебрежительнымъ тономъ проговорила дама въ вуалѣ сосѣду своему Вермичеллѣ.

Графиня внезапнымъ порывомъ наклонилась въ ея уху и прошептала ей:

— А посмотри тутъ влѣво, подлѣ меня, этотъ… (она почему-то не сказала срывавшееся у ней съ языка "нашъ Русскій")… Точно Ванъ-Диковскій портретъ…

Тотъ, о которомъ говорила она, стоялъ теперь въ ростъ въ своей гондолѣ, озаренный отблескомъ огней съ серенаты, и дѣйствительно въ строгомъ обликѣ его молодаго, правильнаго лица съ бѣлокурыми волосами, вившимися подъ низкою и мягкою черною шляпой, было въ эту минуту что-то эффектно, картинно-красивое.

Дама, склонивъ нѣсколько голову набокъ, потянулась ею впередъ по указанному направленію и вдругъ быстрымъ, словно испуганнымъ движеніемъ, откинулась всѣмъ тѣломъ назадъ въ спинку своего сидѣнья…