Слегка нахмурившись, Лессель еще раз окинула взглядом ряды вешалок и решительно сняла накидку в тон наряду, с длинными летящими рукавами и спереди на пуговичках. Застежка как раз начиналась от талии и доходила где-то до середины бедра, что Лесси полностью устраивало. Подколов волосы с одной стороны, она позвала горничную и попросила принести завтрак. Ела Лессель в уютном дворике, прилегавшем к ее комнате, туда выходили еще несколько дверей из покоев остальных девушек. Бездушная надеялась, что никто из них не надумает подышать воздухом с утра. Ей повезло, завтракала она в тишине и одиночестве. Оставив поднос с посудой в маленькой гостиной, она выскользнула за дверь, огляделась, убедившись, что никого нет, и поспешила к выходу из дворца. Однако едва завернула за угол коридора, как услышала звук шагов и замерла, прижавшись к стене с колотящимся сердцем. Выглянуть и посмотреть, кто же там, она не рискнула, отчего-то не желая, чтобы невидимый посетитель ее заметил. Он открыл дверь, и все стихло, а девушка, подхватив юбки, чуть не бегом поспешила вперед, дальше по коридору. Бездушная не пыталась найти объяснение собственному поведению, она просто знала: ей надо уйти из дворца, ни с кем не встречаясь. Даже Силанну не хотелось видеть, хотя неприязни к ней Лессель не испытывала, несмотря на ее признание и произошедшее в парной.
Больше ей никто из жителей дворца не встретился, к облегчению девушки, и, выйдя на улицу, она уверенно направилась в нужную сторону. Лесси в самом деле отлично запомнила дорогу до дома художника, и прогулка пешком ее совершенно не пугала. Наоборот, хотелось снова окунуться в суету Феира, послушать шум голосов, выкрики торговцев и возниц, оживленные разговоры вокруг. А еще, несмотря на то что одежда Лессель все же отличалась, на нее не косились, как она в глубине души ожидала. Так, иногда бросали взгляды, не более, и дальше шли по своим делам. Лесси чувствовала себя среди прохожих своей, незаметной и такой же, как они. И это ей нравилось. Девушка сама не заметила, как на ее губах появилась улыбка, все еще не слишком уверенная, однако все-таки улыбка.
Лессель свернула на улицу, где находился дом художника и где было немного тише – творческие люди любили поспать, отдыхая после бурной и насыщенной ночи. Впрочем, галерея Ирбета уже открылась, и Лесси смело вошла в пустое помещение, направившись к лестнице. Ведь ее приглашал хозяин, и здесь никаких нет табличек, запрещающих подняться к нему. Наверху она сразу заглянула в мастерскую, уверенная, что Ирбет там, но… Просторная комната оказалась пуста, к замешательству девушки. Она постояла, кусая губы и размышляя, спуститься ли обратно в галерею и дождаться, пока хозяин объявится, или остаться здесь, но принять решение не успела. В коридоре открылась еще одна дверь, из которой вышел художник в свободных домашних штанах и рубашке с закатанными рукавами. В одной руке Ирбет держал блюдце, в другой – чашку, из которой с явным удовольствием прихлебывал. При виде неожиданной гостьи он остановился, на лице мелькнуло удивление, и Лессель вдруг ощутила странное неуютное чувство внутри. Именно оно заставило ее быстро проговорить:
– Простите, я, наверное, зря пришла…
– Лессель, нет, конечно! – воскликнул художник, поставил чашку на блюдце и подошел к ней, широко и с искренней радостью улыбнувшись. – Просто я не ожидал вас так рано. Проходите, пожалуйста. – Ирбет распахнул дверь в мастерскую, пропуская Лесси вперед. – Может, вам принести что-нибудь? Чаю, сока?
– Спасибо, не стоит, – вежливо ответила девушка, снова входя в мастерскую, и оглянулась на художника: – А что мне делать?
Он остановился у мольберта, взял пачку листов, на которых вчера делал наброски, и задумчиво посмотрел на гостью, склонив голову к плечу.
– А вы можете снова спеть? – неожиданно попросил Ирбет.
Бездушная остановилась около картины, привлекшей ее внимание вчера, и опустилась прямо на пол, взгляд стал отсутствующим.
– Могу, – тихо ответила она, и мастерскую наполнили чарующие звуки нежного голоса и незнакомые слова песни.
Они всплывали в памяти Бездушной легко, как пузырьки на поверхность воды, и чем дальше она пела, тем легче становилось на душе, отпускало что-то, что еще оставалось там глубоко, несмотря на вчерашнее посещение собора и обители Печали. А Ирбет, почти не глядя на холст, лихорадочно рисовал, разложив перед собой вчерашние наброски, и его лицо буквально лучилось вдохновением…
Время пролетело незаметно для обоих, Лессель настолько ушла в себя и свои песни, прикрыв глаза и тихонько раскачиваясь в такт, что, когда раздался негромкий голос Ирбета, вздрогнула и несколько мгновений непонимающе смотрела на него.
– Лессель… Вы не откажетесь прогуляться со мной?
Она подумала… Совсем немного, потому что посмотреть Феир хотелось больше, чем возвращаться во дворец, и кивнула:
– Не откажусь.
На лице Ирбета снова сверкнула обаятельная улыбка, он отложил кисть и вытер руки.
– Тогда с вашего позволения я приведу себя в порядок, и мы пойдем.
Вскоре они вышли на улицу, и художник снова спросил: