– Нира, а почему ты все-таки ушла с Собирателем, если он убил его? – осторожно спросил, крепче обняв девушку.
– Брат предал меня, – тихо, ровно ответила она. – А Собиратель забрал мою боль, сделав меня такой.
– И ты считаешь, смерть – достойная плата за предательство? – мягко спросил я, пальцы сами потянулись перебирать золотистые локоны, окутывавшие плечи и спину Финиры. – Что же твой брат такого сделал, что заслужил подобное наказание?
Посмотреть бы на ее лицо, но Бездушная не поднимала головы, а я не желал нарушать словоохотливость своей гостьи.
– Я не помню, – почти шепотом ответила Нира, помолчала и закончила: – Я не хочу вспоминать.
– Тогда не надо, – согласился я, легко коснувшись губами макушки девушки. – Не будем больше о твоем прошлом.
Для меня оказалось большим сюрпризом, когда я почувствовал, что она осторожно прижалась ко мне, по-прежнему не поднимая головы и не говоря ни слова. Казалось бы, такое едва уловимое, простое движение, а мне захотелось радостно рассмеяться, в душе поднималось ликование. Она мне доверяет. По крайней мере, на том уровне, на каком может. И это отлично! Ведь сейчас я ровно ничего не делал, не говорил и не просил, она сама прислонилась ко мне. И неважно, по какой причине, главное – Финира это сделала. Улыбнувшись, я положил подбородок ей на голову; так мы и доехали до нужного места – скромного двухэтажного домика на одной из улочек Феира недалеко от дворца. Здесь селились те, кто выбрал искусство целью своей жизни: художники, певцы, музыканты, поэты и все остальные, сделавшие творчество главным для себя. Галереи, музыкальные салоны, просто клубы по интересам – все это занимало первые этажи, зачастую хозяева и их друзья жили прямо над заведениями, и здесь всегда было шумно, ярко и весело в любое время суток. Я любил бродить здесь, наслаждаясь эмоциями, – сюда меня вызывали реже всего, творческие люди предпочитали выбрасывать излишки чувств в своих произведениях, что несказанно радовало.
Финира, едва мы ступили на эту улицу, выпрямилась и принялась оглядываться. Мы как раз проезжали мимо какого-то кафе, откуда доносились громкие звуки музыки, а у входа о чем-то горячо спорили двое молодых людей, одетых в яркие одежды.
– Что это за место? – спросила девушка, и я охотно объяснил:
– Здесь живут люди искусства. Художники, музыканты, певцы, поэты и остальные.
– Тут так… весело, – пробормотала Бездушная, запнувшись перед последним словом.
Я не удержался – погладил ее по голове, любуясь переливами золота в волосах.
– Да, местные любят веселиться, – подтвердил и остановил вирессу у нужного домика.
Аккуратный, без лишних украшений, покрашенный в приятный песочно-желтый цвет, на первом этаже – галерея. Мой друг Ирбет был художником, продавал свои картины и устраивал выставки приятелям по кисти, причем среди остальных имел несомненный успех. У него был талант, его картины казались живыми, дышали красками и эмоциями. В моей спальне висело несколько, и я любовался ими в зависимости от настроения. Лесная поляна, в тишину и свежесть которой так и тянуло окунуться, переступив через раму. Горная речка, при долгом взгляде на которую начинаешь слышать ее немолчный шум и ощущать брызги на лице. Нежный рассвет над развалинами храма в джунглях и оранжевые лотосы в пруду на первом плане. Ирбет рисовал не только пейзажи – людей тоже, с тем же мастерством, что и остальное. Поистине, он мог видеть гораздо глубже – суть вещей – и ее же ухитрялся передавать в своих картинах.
– Приехали, – обратился я к Финире, спрыгнул на землю и протянул ей руки, помогая спешиться.
Девушка послушно скользнула в мои объятия, покосилась на вывеску над галереей, на несколько картин, стоявших на витрине.
– А что здесь? – спросила она, и, хотя ее голос звучал по-прежнему ровно и бесстрастно, несомненный интерес к происходящему меня очень обрадовал.
Пусть она сама еще этого не осознает, но Финира начала спрашивать, а не молча принимать то, что я предлагал; значит, совсем безразличной она уже не оставалась.
– Здесь живет и работает один мой очень хороший друг, – пояснил я, взяв ее за руку и переступив порог галереи. – Я хочу показать тебе его работы.
Как всегда, у Ирбета было многолюдно и шумно – судя по картинам на стенах, тут проходила очередная выставка кого-то из его коллег. Самого хозяина я нашел быстро: он стоял в окружении гостей, держа бокал в руке, широко улыбаясь, и что-то быстро говорил. Его синие глаза ярко блестели, темные, с оттенком чернил волосы торчали в художественном беспорядке, одет он был просто и удобно: широкая рубашка с коротким рукавом навыпуск и свободные льняные штаны. Крепко сжимая ладонь Финиры, я протолкался сквозь толпу гостей и остановился рядом с Ирбетом, с улыбкой протянув ему руку и поздоровавшись:
– Привет.