Бездушная

Игрушка судорожно вздохнула, упершись лбом в покрывало; горло перехватило от неожиданности. Бил мужчина со знанием дела, всей поверхностью ладони. А потом еще и нежно погладил, отчего место удара словно закололи сотни острых невидимых иголочек.

– Когда я с тобой закончу, ты поблагодаришь меня, – продолжил он, и девушка поймала себя на том, что напряженно замирает каждый раз, как ладонь касается попки, – в ожидании удара. – Ты не должна шевелиться, и я не хочу слышать твои вопли. – Еще один шлепок, теперь по другой ягодице, и куколка в последний момент поймала тихий вскрик, до боли прикусив губу. – Поэтому сделаем вот так.

Оставив пылавшую от ударов попку, он ухватил свою жертву за волосы, привычно намотав на кулак, и оттянул голову. Перед глазами замаячила широкая полоска материи.

– Ты можешь только скулить, дорогуша, – почти прошептал он ей на ухо. – Держи голову! – раздалась следующая команда, и девушка почувствовала, что волосы свободны.

А рот плотно закрыла повязка, так что даже губам стало больно. Теперь игрушка в самом деле могла только глухо стонать сквозь преграду.

– Отли-и-ично, – протянул с предвкушением мужчина и отстранился. – Подумай над своим поведением, куколка, и может, в следующий раз хорошо будет нам обоим.

И хотя она ожидала удара, напряженная, как струна, все же оказалась не готова к огненной плети, стегнувшей нежную кожу, уже раздраженную недавними шлепками. А свинцовый шарик, похоже, рассек ягодицу – девушка ощутила, как по попке медленно стекает что-то теплое. «Кровь», – отстраненно подумала она, веревки не давали дергаться в бесполезной попытке избежать следующего удара, и только мышцы напрягались до каменного состояния. Однако второго не последовало, вместо этого игрушка почувствовала… Прикосновение чего-то шершавого и влажного – кажется, языка… Сильные пальцы крепко сжали, отчего снова плеснуло болью, и, имей она возможность шевелиться, выгнулась бы. А так оставалось лишь терпеть, глотая горький ком и роняя слезы, и с дрожью ожидать следующего удара. А потом еще. И еще, пока губы не оказались искусаны в кровь, суматошный стук сердца отдавался уже в ушах, а попку, казалось, облили жидкой смолой, она онемела от боли. Когда же, не дав ей ни секунды передышки, мужчина резко раздвинул ягодицы, нимало не заботясь об удобстве пленницы, она не выдержала – замычала, зажмурившись до мошек перед глазами: любое прикосновение к истерзанной коже причиняло неимоверные страдания.

А когда в нее стал неумолимо входить большой, горячий ствол, раздвигая непослушные мышцы, лишь слегка увлажненные – и, как смутно подозревала девушка, ее собственной кровью, – она чуть не задохнулась от странного ощущения, охватившего с ног до головы. Оно вырвалось из груди, затопило тело, добралось до разума, отодвигая реальность и бесконечную боль, и осознание навалилось внезапно, пришло яркой вспышкой, после которой в голове осталось одно слово. Ненависть. Она заслонила все, заполнила до последней клеточки, отрезая от окружающего, от боли, давая силы выдержать и не провалиться в темноту, стискивать зубы, а не скулить, как больное животное. Он ведь все равно не хотел слышать ее голос… И она молчала, уже точно зная, что выйдет из этой комнаты другим человеком. Больше куколка терпеть не будет, хватит с нее, и даже страх боли отступил под напором нового проснувшегося чувства, которое дарило куда больше свободы и какого-то странного, пьянящего ощущения, чем прежнее равнодушие.

…Сильные пальцы, совсем недавно дарившие столько неприятного, теперь бережно, даже нежно скользили по израненной коже, источая прохладу и успокоение. Ее уже развязали, уложили на живот, освободили рот. Все, что она произнесла с тех пор, – только слова, которые он хотел услышать:

– Спасибо… господин.

Едва заметная заминка вышла сама собой, но, кажется, хозяин не заметил или не придал значения: никаких грубостей не последовало.

– Умница, – довольно шепнул он, убрав ее спутанные волосы со спины, и медленно провел ладонью до поясницы. – А теперь полечим тебя немножко, мы же не хотим, чтобы у других появились вопросы, правда?

Она не ответила. И не потому, что решила быть покорной. Девушка чутко прислушивалась к себе, осторожно исследуя то новое, что теперь поселилось внутри, заняв место там, где раньше царила пустота. Требовалось время, чтобы привыкнуть и понять, что же с этим делать дальше. И заодно как себя вести с… хозяином. Называть его так куколка тоже уже не хотела, но пока у нее нет выбора. Он между тем обтер ее ягодицы, и пришлось прикусить кожу на руке, сдерживая стон, – снова было больно, кожа серьезно пострадала от недавней порки.

– Надеюсь, ты помнишь, что, если попытаешься сказать хотя бы слово, поверят мне, а не тебе? – будничным тоном произнес мужчина, неторопливо втирая в пострадавшие ягодицы какую-то прохладную мазь, моментально успокаивавшую кожу.

Девушка подозревала, что здесь не обошлось без магии, иначе вряд ли хозяин этой комнаты применил бы такое жестокое наказание с серьезными последствиями для жертвы.