Безголовое дитё

До фермы шли по пыльной улице, вдоль уцелевших домиков, повалившихся заборов, заросших крапивой и бурьяном, среди которых мелькали яркие лепестки незнакомых мне цветов — розовых, лиловых, жёлтых. Казалось, что в этих домиках никто не живёт. Стёкла в окнах заменяла фанера. Где-то кукарекал одинокий петух. Около одного из домов, опершись передними ножками на забор, стояла коза и общипывала маленькое деревцо. Услыхав наши шаги, она обернулась и внимательно посмотрела на нас. Глазки у неё — точь в точь как у Нилки, раскосые.

— Кто это? — спросила я Жоржа, так как никогда ещё не видела таких симпатичных животных с рожками.

— Коза, она объедает молодые листики на яблоньке.

— Бабуня пела мне песенку про козу-дерезу. Это она?

— Да, доченька. Козочка даёт людям молочко.

— Как даёт? Сама даёт? А где она его достаёт? В магазине? — засмеялась я, представив, как коза-дереза стоит в очереди за молоком со стеклянной банкой в лапках и в белом фартучке.

— У неё молоко в вымени. Видишь у неё сзади между ног вымя с сосочками?

— А-а… так то сиська. Такая большая… как у Бабуни. Только у Бабуни две…

— У Бабуни грудь, а у козы и коровы — вымя. Из вымени доят молочко, детки пьют его и быстро растут. Понятно?

— Понятно. Хочу молочка, чтоб я быстро выросла.

— Сейчас попросим. Видишь, тот длинный сарай, это наверно и есть ферма.

Улица кончилась, и мы вышли в поле. Ферма стояла недалеко. Подойдя поближе, Жорж крикнул:

— Есть кто живой?

— Есть, есть! Не всех, чай, немец убил. Кое-кто остался, — из сарая вышла высокая, худющая женщина и удивлённо всплеснула руками, поправила косынку и улыбнулась. — Слава богу. Я подумала, что это наш райкомовский секретарь, наконец, приехал с проверкой на мою голову. Третий день ждём его, волнуемся, порядки наводим. А это ты, Георгий. Чай не ошиблась?

— Не ошиблась, Люба. Приятно, что узнала.

— Так я ж тебя видела аккурат до войны, ты с женой приезжал к родителям. Мельком, но видела.

— А что ж не подошла, постеснялась?

— Не хотела смущать тебя перед женой. Красивая она. Тоже артистка, говорят. А я тебя счас сразу узнала. По кудрям твоим чёрным, да по глазам твоим серым. А это, видать, доча твоя? Похожа на тебя, только волос не вьётся и глаза зеленющие.

— Как войну-то пережили?

— Ой, Гошенька-а, ни в сказке сказать, ни пером описать. Целый год с немцами жили, пока наши их не попёрли. Теперь другая напасть — похоронка за похоронкой. Неизвестно, вернётся ли кто из наших мужиков. Все живые наверно пошли в Европу добивать гадов. Мой, видать, тоже пошёл. Похоронки нету, без вести тоже вроде не пропал. И где он, не ведаю. Не поверишь, стала Богу молиться, — женщина засопела носом, сорвала косынку с головы, уткнулась в неё и громко заплакала.

— Ну-ну, не плачь, вернётся твой Митька, ты твёрдо это знай, хоть с Богом, хоть без Бога, а просто верь себе и всё. Вот видишь, вас не затронуло, дома целы.

— Ага, не затронуло… А ты туда глянь, за балку — всех разбомбили, с землёй смешали. Такой пожар горел после бомбёжки. Ладно, Гоша, подождём. А пока вкалываем, колхоз собираем. Вот мне ферму доверили. Бабы с ранья подоили и пошли траву косить в поле. А я жду машину, чтоб загружать бидоны с молоком. Может, отведаете нашего молочка? Коров пока мало. Многих немцы пожрали, многие разбежались, заразы, от бомбёжек. По всей округе собирали. Пуганые были, молока сперва не давали, а счас ничё, почуяли заботу да ласку моих девок и с удовольствием доятся. Счас налью тебе с дочей баночку, а будешь вертаться, отдашь банку, — и Люба быстро шмыгнула в сарай.

— Она, эта Люба, твоя знакомая? — спросила я, с нетерпением ожидая молока, очень кушать хотелось. За время нашего пути кроме шоколада, картошки с солью и ландринчиков я ничего не ела, и у меня "сосало под ложечкой" — как говорила Бабуня, когда нечего было есть. — А почему она называет тебя Гошей? Тебя ж зовут Жорж. Она дразнится?

— Нет, это мама меня Гошенькой называла, моё полное имя — Георгий, отец назвал. А Люба… Мы с ней учились в одном классе. Пели в школьных концертах на два голоса. В общем дружили. А голос у неё, как у соловья. Могла бы стать великой певицей, но рано замуж выскочила.

— Разве замуж выскакивают? — удивилась я.

— Правильно, не выскакивают. А вот она выскочила, прямо со школьной скамьи. И сразу ребёночка родила. Сына.

Из сарая вышла Люба. Под передником просматривались две банки.

— Вот, одну банку выпейте здеся, а другую возьмёте с собой. Чай, у тёти Сони нет коровы, только две козы. Дочке может не понравиться, козье-то. Я его не очень уважаю. Даю детям, когда болеют. И то с боем.

— Спасибо тебе, дорогая. Мы двое суток не ели. Думал, что быстро доберёмся. Но поезда теперь ходят, черти, без расписания.

— Ещё бы! Все ж пути разбиты, надо восстанавливать. Вот и получается с гаком, в объезд. Ты надолго?

— Отпустили на три дня. Повидаюсь с отцом, матерью, внучку покажу и тут же обратно. А твои дети как? Живы, здоровы?