— Не жалуюсь. Помощники выросли. Сыну-то уже семнадцать, сам трактором управляет. Еле спасла его от немцев. Во время успели всех подростков к партизанам отвести. А две дочки у меня на ферме трудятся. Хорошие девки, красивые. Только боюсь, женихов не хватит на всех. Ну ладно. Гоша, ты извини, но идите пить молоко туда, за ферму, не дай бог, увидит кто. Строго у нас с этим, себе не берём, всё молоко под документами. Какая корова сколько даёт, столько и сдать надо. Ну, литр другой скрыть можно. А больше… Чай, сам понимаешь… И полную банку несите аккуратно от глаз.
Мы с Жоржем зашли за сарай и уселись в траву пить молоко.
— Пей, Светочка, сколько влезет, а потом я выпью остальное. Молоко парное, жирное, не то, что в магазине.
Жорж поднёс к моему рту банку. Я сделала глоток и тёплая, сладкая влага потекла ко мне в живот. Улеглась там мягким, воздушным клубочком. Казалось, выпью всю банку и ничего не оставлю Жоржу. Глотала громко, торопясь, боялась, Жорж отнимет банку. Сделала паузу перевести дыхание, и увидела, что не выпила и четверти банки, можно ещё пить и пить. Я снова с жадностью, булькая горлом, глотала и глотала этот вкусный напиток и чувствовала, что я наполняюсь им, как ведро под краном, вот-вот потечёт через край. Наконец я остановилась. Больше не могла проглотить ни капли.
— Ты пила уже когда-нибудь молоко? — удивлённо спросил Жорж, когда я отстранила рукой банку.
— Да, Бабуня дала нам с мамой в дорогу, когда мы ехали в Кировоград. Целую бутылку купила на Привозе. И Лидия Аксентьевна два раза приносила с базара и угощала меня, с пряниками.
— Это хозяйка ваша?
— Мы у неё живём. Она всегда меня угощает чем-нибудь вкусненьким. Говорит, что я несчастный ребёнок, столько пережила. А я ничего не переживала. Я ж просто жила себе и жила. Мы с Бабуней очень хорошо жили. Мне лучше нравится жить с Бабуней, чем с мамой.
— Почему?
— Потому что мама «читает мне нотации», а Бабуня не читает. И не заставляет держать руки по швам. И не смотрит мне строго в глаза.
Жорж пил молоко и внимательно смотрел на меня. Допив, поставил банку в траву.
— Значит, ты была счастливая во время войны в Одессе?
— Ого, какая счастливая! Я хочу, чтоб всегда была война, чтоб она не кончалась! — почти крикнула я. — Тогда мы опять будем жить с Бабуней. И она будет чесать мне спинку, когда я засыпаю.
— Пойдём, доченька, отдадим тёте Любе банку и в путь. А то, кажется, дождик намечается.
Мы поблагодарили тётю Любу. Жорж пообещал, что на обратном пути обязательно заглянет к ней на ферму, и они вспомнят молодость. Когда мы немного отошли, тётя Люба догнала нас и дала Жоржу мешок.
— Покрой банку. На всякий случай, вдруг встретите кого. А дождь начнётся, дочку накроешь. Чай, дорогу не забыл?
Вышли мы на пыльную дорогу. С обеих сторон поля, на которых паслись тощие, грязные коровы. А впереди простор и никакого хутора не видно, только голубое небо и солнышко в глаза. По небу плыли серые облака в ту же сторону, куда мы шли.
— А почему тот дядька пьяный и тётя Люба всё время про чай говорят? А чая никакого у них нету. Они шо, дурные?
— Даже не знаю, как тебе это объяснить, доченька, — смутился Жорж, — В русском языке это вроде как присказка. Словечко такое… Я бы сказал слово — "наверно". Ну, к примеру — ты наверно спать хочешь. А русские люди говорят — ты чай спать хочешь. Или — ты чай знаешь. А иногда они вставляют слово "поди". Ты, поди, устал, или ты, поди, замешкался.
— Замешкался? Как это? Замешал что-то…? — я пыталась понять незнакомое слово и заменить его знакомым.
— Нет. Замешкался, это значит, немного опоздал. Чем- то отвлёкся или задержался где-то. Помешало что-то. Понятно?
— Поня-а-тно. Чай дисциплина хромает.
— Ничего себе! — вскрикнул Жорж. — Это где ж ты подцепила такое выражение?
— Я не подцепляла. Так говорит Лидия Аксентьевна про своих студентов, которые опаздывают в институт. Вот приеду и скажу ей, что они замешкиваются.
— С тобой не соскучишься! — Жорж хохотал на всё поле, а я была довольна, что рассмешила его.
ГРОЗА
Дорога пошла круто вверх. Идти стало тяжелее. Я, сопя, тащилась за Жоржем. Вскоре подъём кончился и мы оказались на его вершине. Оглянувшись назад, я увидела всю дорогу, по которой мы шли. А вдалеке виднелись маленькие, игрушечные домики Семёновки. Отсюда она показалась мне гораздо красивее, чем когда мы сошли с телеги. Сейчас она вся утопала в зелени, и только серые крыши с кирпичными трубами виднелись среди высоких старых деревьев.
— Доча, видишь там, на горизонте стоит берёза? Смотри! Видишь?
— А горизон — это что? — я посмотрела в сторону, куда Жорж вытянул подбородок.
— Не горизон, а горизон-т. Помнишь, ты сказала в поезде — там кончается земля и начинается небо. Это и есть горизонт. Так видишь большую берёзу? Дерево такое. В Одессе берёзы не растут. Там всё больше акации да каштаны.
— Да, я знаю. Только она, эта берёза, совсем не большая, а малюсенькая.