После полуторачасового пребывания в душноватом помещении кинотеатра влажная свежесть осеннего вечера заставила нас слегка съёжиться и втянуть головы в плечи. Дождь прекратился, потому было решено осуществить ранее задуманное, пройдясь по залитому огнями проспекту, только теперь в направлении дома. Какое-то время мы шли, замедляя шаги и разглядывая фасады знакомых зданий, выглядящие торжественно в искусной подсветке. Казалось, нас несёт течение по широкому руслу реки посреди скал и утёсов. Несмотря на вечер субботы, прохожих было мало, что позволило мне забежать вперёд и сделать несколько фоток Ольги. На моё удивление она даже не пыталась протестовать, как было чаще всего во время несанкционированных съёмок.
– Жаль, что фильм закончился так грустно. Сколько ни смотрю хорошее кино, никак не могу привыкнуть к трагической развязке. Пусть сказочный хэппи-энд далёк от повседневной жизни, зато он не множит печаль, которой и так хватает. Наверное, поэтому я предпочитаю открытый финал, как золотую середину между жестокой реальностью и красивым вымыслом, – произнесла Ольга, глядя на убегающий вдаль сырой асфальт тротуара.
– По-моему для священника всё прекрасно завершилось. Самый что ни на есть открытый финал, – сказал я, нехотя припоминая детали истории, которую стал забывать уже при выходе из кинотеатра. – Смотри лучше сказки, раз воспринимаешь чьи-то фантазии слишком близко к сердцу. И прекрати искать в них правдоподобность, каковой нет даже в жизни.
– Чёрствый ты человек! Безнадёжный, бесчувственный сухарь! – она, наконец, улыбнулась. – Мне хотелось увидеть победу писателя над собой, над разрушающей душу ненавистью и унынием, вопреки дьявольским науськиваниям. Хотелось порадоваться за успех новой книги. А его тупо зарезали, как свинью. И правильно сделали!
– Постой, постой. Он же, кажется, начал философствовать и бросил нож, отказавшись убивать святошу.
– Креститься не забывай, раз всё время тебе что-то кажется! Наверняка, смотрел вполглаза, пока вовсе не уснул. Неужели так сложно сосредоточить внимание на экране в течение полутора часов?
Понимая бессмысленность спора, я промолчал на упрёки в свой адрес и стал ненавязчиво выведывать у Ольги подробности её версии сюжета. Вскоре мне стало очевидно, что мы смотрели один и тот же фильм до того момента в самом конце картины, когда столичный литератор подходит к дому пастора с охотничьим ножом в руке. А далее, по утверждению жены, полный зловещей решимости писатель проникает в жилище священника через приоткрытое окно спальни, но выдаёт себя оброненной на пол фарфоровой безделушкой. Завязывается схватка, в которой более молодой священник завладевает холодным оружием злоумышленника и буквально кромсает его уже не сопротивляющееся тело в порыве ярости. В этот момент камера выхватывает бледный лик Сатаны в тёмном окне, наблюдающий со двора за кровавой сценой. Сквозь «Оду к радости» Бетховена, звучащую жутким диссонансом к происходящему, слышится брошенная князем тьмы фраза: «Что ж, побеждает сильнейший». Начинаются финальные титры, уже во время которых комиссар полиции осматривает дом, который снимал писатель, находит незаконченную рукопись и уносит её с собой.
Вряд ли можно сказать, что я сильно поразился или как-то озаботился неожиданным открытием, поскольку у эмоций не осталось былой власти. Однако, мне очень хотелось продолжать оставаться с Ольгой в одном мире, видя один на двоих привычный сладкий сон без каких бы то ни было разночтений. Не обмолвившись ни словом по поводу странного эпизода, я продолжил как ни в чём не бывало размеренно шагать рядом с ней, приближаясь к усыпанной огнями, словно гигантская новогодняя ёлка, башне нового жилого комплекса. У меня не было сомнений, что загляни я завтра на страницу отзывов о фильме в интернете, то легко бы нашёл подтверждение трагической развязке сюжета картины в точном изложении Ольги. Самым благоразумным в моей ситуации было бы согласиться с женой и убедить себя в том, что под конец сеанса меня сморил сон. Так я примерно и поступил. Правда, убеждать себя особенно не пришлось, поскольку сам казус с разными версиями одного и того же зрелища, свидетелями которого были мы с Ольгой, уже воспринимался всего лишь как забавный эпизод фантастического рассказа, прочитанного в школьные годы.