– Когда я вернусь, тебя здесь быть не должно, – сказал Лонгрен, покидая комнату, и Мисора в последний раз сладко потянулась. Она медленно поднялась и, не спеша облачаясь в одежды, осмотрелась. В порыве страсти было не до разглядывания убранства. Роскошно, даже уютно. Золото, бархат, темный дуб. Полумрак навевал атмосферу мистической пикантности. «Вот бы и мне такую комнату», – размышляла Мисора, вообразив, что в скором времени ей предоставят условия получше. «Подумать только… любовница короля. Я лежу там, где лежала его жена».
От самолюбия едва не перехватывало дыхание. Улыбнувшись собственному успеху, Мисора соскользнула с кровати и приблизилась к комоду, над которым висело широкое зеркало в бронзовой раме. Она самодовольно взглянула на отражение, оценив сначала лицо, затем плечи и налившуюся желанием грудь. «А я все еще красива. Не зря становлюсь предметом интереса самых великих мужчин. Жена Лонгрена – бледная моль… совсем ему не подходит. С таким лицом нельзя быть королевой, а вот с моим… Дар и проклятье Энэйн».
Мисора дотянулась до золотой короны, видом напоминающей круг смертельно заточенных лезвий и, представив, как нелепо смотрелась бы она на крохотной головке Наоми, примерила ее на свою. Запрыгнув на комод, чтобы вдоволь полюбоваться собственными прелестями, Мисора представила себя королевой: настоящей, желанной, властной – и тут же утонула в собственном тщеславии.
Глава 27
Око за око
В последние дни Хаара чувствовала себя скверно: поначалу ссылалась на усталость и полученный от убийства стресс. Стоило вспомнить, что она сделала с Гверном, как начинало тошнить. Девушка мысленно ругалась. Да, ей вечно становилось дурно от вида крови, но ведь она этим переболела. Или в тот момент злость была настолько сильна, что все остальные чувства притупились, а теперь лезли наружу? «Ни за что… я не вернусь к этому».
Хаара до последнего сидела в седле, но когда стало невмоготу, выпрыгнула и заблевала траву. Тело потряхивало, тревога растекалась по венам. «Дурная пища и дурные мысли», – не более. Девушка убеждала себя, что все пройдет, даже отлежалась в тени дубов, но тошнота не прекращалась. Ее рвало и на следующий день.
Забравшись подальше от дороги, Хаара даже не стала разводить костер. Она посмотрела на скудные запасы провизии, но не смогла ничего съесть. Первобытный, еще неопознанный страх отравлял организм.
Девушка бросила взгляд на появившийся призрак брата. Он выделялся ярким пятном на фоне темных деревьев.
– Катись к Шааху.
– Что ты несешь?
Хаара рефлекторно коснулась живота. Нет, это бред… не может быть. Хотя… кровь так и не пошла. Неужели? Девушке захотелось кричать, злость вспыхнула с новой силой. Этот ублюдок решил достать ее даже с того света. Хаара перевернулась на четвереньки, слезы потекли из глаз. Как вытравить его часть из тела? Бить себя в живот? Выпить яд?
– Заткнись… заткнись, я ненавижу тебя, заткнись!
Хаара снова ощутила беспомощность. Нет, она не может превратиться в Биетит, родить никому не нужного ублюдка, стать чьей-то подстилкой. Это не ее судьба, ни за что! Из груди вырвался сдавленный рык отчаяния. Нужно быстрее добраться до людей.
Яркий солнечный диск медленно поднимался от горизонта. С вершины холма Хааре стал виден раскинувшийся в низине городок, облаченный в полупрозрачный туман. Она ехала двое суток, не повстречав никого по пути: ни охотников, ни сверров, ни странников. Поселения, если они и были, девушка обошла стороной. Принцесса даже забеспокоилась, что путь, выбранный ею, подозрительно безлюден и, стало быть, небезопасен.
Карты у Хаары не было, и она ориентировалась по солнцу, а потому плохо представляла, где именно находится. Она двигалась вверх по Мидре, решив, что однажды дорога выведет ее к людям. Так и случилось на третий день.
Хаара попыталась припомнить изображение Ревердаса, названия городов, раскинувшихся к западу от Рийска, но на ум пришли лишь смутные очертания местности. Девушке хотелось надеяться, что от незнания она не попадет впросак и не окажется заложницей очередной больной культуры. К счастью, городок ничем не отличался от тех, которые она посещала до минувших событий. Видимой опасности не наблюдалось. Поселение не представляло собой ничего враждебного, скорее, наоборот – типичные жители провинции сновали по улицам, пестрели торговые лавки, площади, рынки. На мулах везли молоко, сыры, овощи, которые продавали с насиженных точек. Женщины перебирали ткани и ковры, торгуясь за каждый серебряный. Где-то занимались стройкой.