Безмятежные годы (сборник)

– Да, но мы живем на западе, – холодно и назидательно отчеканивает Володя.

– Виноват, – мягко продолжает студент. – Россия занимает восточную часть Европы и не причисляется к западноевропейским державам…

Володя все больше краснеет и все сильнее злится.

– Я думаю, вы, собственно говоря, явились сюда не для того, чтобы обсуждать этнографическое и политическое положение России, а потому, если вам больше нечего сказать, мы вас не задерживаем.

– Виноват, еще минуточку, – протестует студент. – Эта особа – указательный палец направлен в меня – ваша супруга?

У Володи от негодования вылезают глаза на лоб, я фыркаю в шубу сильней и сильней.

– Вы что это, кажется, позволяете себе издеваться? – грозно вопрошает он.

– Боже сохрани! – мягко, вкрадчиво вмешивается студент в пальто. – Но как вы сказали: «при даме», то мы подумали… Извините… – мямлит он.

– Мы так бесконечно счастливы, что ошиблись, – подхватывает радостно его спутник, – потому что, откровенно говоря, цель нашего прихода именно сия очаровательная особа. – Серый палец снова направлен на меня. – Мы умоляем у вас ее руки, и, если помехой к этому великому счастью могут служить наши перчатки и головные уборы, то мы, не задумываясь, готовы принести их на алтарь любви.

В ту же секунду рыжая и серая перчатки шлепаются к моим ногам; как по сигналу, обе правые руки высоко приподнимают фуражки, в то время как обе левые поспешно срывают усы и тоже высоко держат их. Шура с Ирой, низко кланяясь и галантно расшаркиваясь, склоняются перед Володей.

Сценка эта была уморительна и разыграна мастерски. Володя, конечно, сейчас же узнал обеих и очень смеялся, хотя ему, кажется, все же чуточку было неприятно, что он так рыцарски боролся с ветряными мельницами. Ничего, дразнила-мученик, это тебе полезно, не все же в саночках кататься, надо их и повозить!

Ведем обоих студентов в столовую, представляем. Опять смех. После обеда решено всей компанией идти на каток, поинтриговать там, кто первый под руку подвернется, оттуда к Снежиным, где нас ждут. Отправляемся. Я оказываюсь одна с четырьмя кавалерами: два студента и два юнкера.

Каток в полном разгаре. Электрические лампочки сверкающей цепью окружают его, та же огненная полоса вокруг павильона, где раздуваются щеки несчастных музыкантов-трубачей. Лед блестящий, точно полированный, гладкий, ровный. Я еще привязываю коньки, а Пыльнева уже говорит с оживлением:

– Муся, я отделяюсь и как будто бы с вами незнакома. Здесь Юля Бек, то есть, понимаешь ли, это точно на заказ, лучшего и придумать ничего нельзя. Двадцать седьмого в инженерном училище был вечер, и там за ней студентик какой-то все увивался, вот мы его и изобразим.

– Думаешь, поверит? – спрашиваю я.

– Юля-то? Да разве ты ее не знаешь? Ведь ей что угодно говорить можно.

Это правда: наша Бек – милая, хорошенькая девочка, воспитанная, добрая, но уж очень простенькая.

– Подожди, – говорю, – и мы за тобой, издали.

Юля в темно-синем бархатном костюме, с белым зверьком вокруг шеи, с белой, чуть-чуть набекрень шапочкой и с белой же с длинными хвостиками муфтой, плавно и грациозно скользит, отталкиваясь то правой, то левой ногой. Вид у нее, точно она сошла с модной картинки: хорошенькая – прелесть, как фарфоровая куколка; беленькая, всегда розовые щечки еще больше разрумянились от движения и легкого морозца, васильковые глаза блестят. Просто приятно смотреть!

– Какая хорошенькая! – восклицает Коля Ливинский.

– А уж ты разглядел, сердцегрыз! – укоряет Володя, но все же и его взгляд выражает одобрение.

В это время Пыльнева уже в двух шагах от Юли, и вот что, как я потом узнала, происходит там.

– Mademoiselle Julie! – окликает ее Пыльнева. – Mademoiselle Julie! Юлия Андреевна!

Юля быстро поворачивает голову.

– Честь имею кланяться! Вы меня не узнаете? Но вы все же позволите пожать вашу ручку?

Юля смущенно протягивает.

– Так неужели вы меня, действительно, не узнаете?

Бек сконфуженно:

– Извините, мне так неловко, но я, право, не могу вспомнить…

– Увы! А я не могу забыть!.. – с душераздирательным вздохом начинает Ира. – Не могу забыть того небесного видения, которое всюду следует за мной. Я вижу ярко освещенный зал, целый цветник молодых и, может быть, прелестных барышень, но я не замечаю их, мой взор устремлен на нечто светлое, воздушное, розовое. Точно заря спустилась с неба в этот зал и осветила его своим нежным сиянием. Ореол золотых волос, который обрамляет лилейно-белое личико, с васильками-глазами, розами-щечками, маками-губками, ландышами-зубками, носиком тонким и нежным, как белый лесной колокольчик, ушами… («как лопухи торчащими», чуть не срывается с уст Иры, так как большие и торчащие уши – единственный недостаток Юли, но она вовремя спохватывается, заминается и, тщетно перешарив для поэтического сравнения все царство растений, кидается в морскую пучину)… с ушами, подобными жемчужной раковине, с… Да разве можно словами передать все это?..