Я не пыталась ни встать, ни убежать – всё это было бесполезно, проще смириться и ждать, что будет дальше. Внимательно глядя в его грязно-белую маску, расцвеченную кровью и краской, я спросила:
– Чего ты хочешь?
Он положил руку мне на лоб и скользнул на край кровати, а после навалился на меня сверху. Вырываться от него я даже не стала: он знал, как меня удержать. Закрыл рот ладонью в перчатке и, низко наклонившись к моему лицу, шепнул:
– Пикнешь или дёрнешься – и я вырву язык у твоей матери из глотки. Поняла?
До меня дошло. Это была страшная угроза – из самых подлых, когда манипулируют твоими близкими.
– Кивни, если поняла.
От него пахло очень странно. Не так, как в те разы, – ничем конкретным и горькой кожей. Я медленно кивнула. Он тут же убрал руку. Наклонил вбок свою голову под маской. И ласково погладил меня по щеке:
– Умница.
– Я бы и так никуда не сбежала, – с отвращением скривилась я.
– Все так говорят. И ты так сказала. Ты думаешь, что я негодяй?
– Я знаю, что ты негодяй. Хорошие парни не убивают других людей.
– А если эти люди не так уж хороши?
Я покачала головой.
– Всё равно. Это ведь только оправдание совершаемого насилия. Ты мог бы сдать их копам. Они могли бы ответить по закону.
– Мы с тобой по-разному смотрим на этот мир, не так ли? – усмехнулся он. – Что такое закон? Насилие, регулируемое мерзавцами у власти.
– Это не так. Законы нужны всем. Без законов всё скатится в… вот в это. – Я развела руками. – Ты что же, получается, не просто серийный убийца, а линчеватель?
– Я называю это – экстремально справедливый, – напомнил он. – Если я такой негодяй, может, рискнёшь и попробуешь вырваться, сдать меня копам, поднять шум? Сделаешь хоть что-то, чтобы меня наконец схватили.
И я замолчала.
Рассветное небо освещало его силуэт. Под курткой я заметила рукоять ножа. Я с опаской покосилась на него, но Крик только сгрёб меня в охапку и прижал к груди, тихо баюкая.
– Думай, что это сон. – Он пристально посмотрел на меня, и я сжалась в его руках, но в ответ даже не моргнула. – Думай, что я тебе просто приснился.
– Раз так, я могу делать всё, что хочу?
– Всё, что я разрешу, – поправил он, немного помедлив с ответом.
Я устала бояться всего на свете. Устала бояться его. От него пахло мхом. Потом. Смолой. Дёгтем. Глубже вдохнув эти запахи, я сгребла чёрную водолазку у него на животе и обхватила рукой за талию, спрятав на груди сонное лицо. Хуже, чем рядом с ним, мне уже точно не будет. Пусть он был виновником карнавала смерти в моём городе, но я могла смириться с тем, что он был здесь этой ночью.
– Это мне нравится, – шепнул он и удобнее устроился на кровати. – Это мне нравится…
Мы лежали так какое-то время и молчали. И глядя в окно, на небо, я понимала, что он со мной сделал. Он меня сломал.
– Знаешь, не прогоняй меня сегодня, – устало сказал Крик. – Я чувствую, что должен быть здесь и больше нигде. Иначе попадусь.
– Я не дам этого сделать, – сказала я прежде, чем осознала смысл слов.
И с того момента, как я позволила ему остаться, моя жизнь стала адом. Его объятия были похожи на капкан, из которого не вырваться и не спастись. Ему нельзя сказать «нет», его нельзя оттолкнуть: его просьба остаться была просто актом вежливости. Даже если бы я отказала, он сделал бы то, что хочет. Уткнувшись белым лбом маски мне в плечо, он устало расслабился. Спина медленно поднималась и опускалась, и можно было подумать, что он забылся глубоким сном. Но я знала, что это не так. Поглаживая его между лопаток, я чувствовала, каким напряжённым было тело. Достаточно лишь коснуться плотного узла на холке и понять – он не утратил бдительности. Просто затаился.
Тогда-то до меня дошло, что это и есть одержимость.
Рискуя собой, несмотря на комендантский час и полицейские патрули, несмотря на все риски, он явился сюда.
Тогда к моему страху примешалось что-то ещё. Возможно, я сходила с ума, но это была жалость.
Глава одиннадцатая
Крик, Цейлон и прочие неприятности
Пятый час, раннее утро. Очень скоро город проснётся, проснётся и мой дом. Хэлен и мама не знали, что они каждую секунду были в опасности. Потому что рядом со мной был человек не в себе.
Совсем не в себе.
Спустя несколько минут он проснулся и медленно помял длинными пальцами мои бёдра. Затем вздохнул и снова стал неподвижен.
Продолжая мягко гладить его по плечам, я осторожно осмотрелась. Ночное оцепенение сошло с меня вместе с тьмой. Единственное, до чего могла бы дотянуться, – тумбочка с тяжёлой прикроватной лампой. Если дёрну её за шнур, сумею схватить и врезать ему по голове. Выйдет ли вырубить, если я это сделаю? Хочу ли я вообще это сделать?
Тишина уходящей ночи звенела вместе с тихим поскрипыванием сверчков за окном. Я осторожно выпрямилась. Едва ощутимо пошевелилась. Он поднял голову и заметил:
– Если хочешь ударить, чтобы я какое-то время был в отключке и прекратил преследовать – бей ножом, но насмерть.
Я затаила дыхание. Страх выстлал мои вены льдом, в горле стало тесно и колко. Он привстал на локтях и задумчиво посмотрел на меня, затем вынул и протянул нож.