Я перехожу на носовую палубу и заглядываю в капитанскую рубку сквозь панорамное окно. Я бывал на подобных судах и знаю, что иногда ключ зажигания даже не требуется. Главное, добраться до штурвала – и яхтой можно управлять. Сквозь тонированное ветровое стекло видны лишь смутные очертания приборной панели. Понять, что там и как, отсюда невозможно.
– Вижу, вы собрались домой? – тошнотворно вежливым тоном интересуется Коделл. Она бесшумно проходит по трапу и поднимается ко мне.
Я разворачиваюсь к ней лицом и небрежно роняю сумку на палубу.
– Я наследник многомиллионной судоходной империи! – Соединив подушечки большого и указательного пальцев, я подчеркиваю жестом каждое слово. – Мне надоело торчать на острове. Ваша богадельня не имеет ничего общего со стандартами медицинской практики в Великобритании! Я желаю вернуться домой НЕМЕДЛЕННО!
– Мистер Мейсон, мы здесь занимаемся важным делом.
– Это незаконно.
– Законность и мораль не всегда идут рука об руку, – пожимает плечами Коделл. – Если вы вернетесь домой, к своей прежней жизни, думаете, я буду спокойно спать, зная, что подчинилась Генеральному медицинскому совету?[25]
– Меня не волнует, как вы будете спать. Знаете, где буду спать я? Прямо здесь! – Я указываю на носовую палубу у себя под ногами. – Я не сойду с яхты. Рано или поздно вы отправитесь на Большую землю за топливом или припасами, да за чем угодно. А я стану ждать здесь. Я в этот ваш Призмолл-хаус возвращаться не собираюсь!
Я вкладываю в речь весь свой гнев. Последний слог эхом отражается от стен ангара. Судя по тому, что я видел с тех пор, как очутился на острове, за мной постоянно следит хотя бы один из двух его обитателей. Когда я мерял остров шагами, это выглядело невинным занятием, но шансов проникнуть на яхту и как следует ее осмотреть, не раскрыв свой замысел, у меня почти не было.
В итоге оставался единственный вариант – действовать в открытую: отправиться на борт «
Мой опыт свидетелсьтвует: люди, не скрывающие эмоций, вряд ли способны вынашивать тайные планы. А значит, в определенных обстоятельствах скандалист может превратиться в спецагента. И все же, глядя в глаза Коделл, я могу лишь надеяться, что она купится на мою уловку.
– Мы гордимся тем, что предоставляем пациентам услуги высочайшего класса, – неожиданно резко отвечает Коделл. – Иными словами, наш главный приоритет – ваше восстановление, а не удовлетворенность в качестве гостя. Я не возражаю, если вам проще справляться с ситуацией по-своему, но если вы будете саботировать терапию, разыгрывая представления, боюсь, мне придется лишить вас некоторых привилегий.
Я выдерживаю ее взгляд в ожидании развязки.
– Оставайтесь здесь, если хотите, – вздыхает Коделл. – Наслаждайтесь сменой обстановки. Только учтите: если через три часа вы не вернетесь в дом, то больше не сделаете ни шагу по острову без присмотра, а с восьми вечера до восьми утра будете сидеть под замком у себя в комнате до конца курса. Надеюсь, мы друг друга поняли.
Кивнув Виллнеру, доктор удаляется в сторону Призмолл-хауса. Виллнер, как всегда безмолвный, стоит на месте, не отрывая глаз от судна. А я осматриваю импровизированную сцену, на которой разыграл свое безнадежное представление, шагая по носовой палубе туда-сюда и прикидываясь, будто не в силах совладать с переполняющей меня злостью.
Я пересекаю носовую палубу и гляжу вдоль правого борта. Для того, кто стоит на пристани, эта часть яхты не видна. С другой стороны от капитанского мостика также есть проход, а на полпути к корме имеется вторая дверь в капитанскую рубку. Кое-что я раньше не заметил: к одной из многочисленных стоек идущего вдоль борта леерного[26] ограждения прикреплена сумка, ярко-красный цвет которой не даст ей потеряться на фоне спокойной бело-синей гаммы яхты. На передней части виниловой сумки нанесен большой белый крест. Это аптечка первой помощи для команды или пассажира.
Спохватившись, что слишком задержался, я возвращаюсь на левый борт, поближе к Виллнеру.
– Да я вас по судам затаскаю, ублюдки! – ору ему я. – Моя мать сровняет это место с землей!
Я гневно поднимаю руку и закатываю рубашку, обнажая катетер.
– Видишь эту штуку? Она поможет мне упечь твою начальницу в тюрьму! За тяжкое! Телесное! Повреждение!!!
Я бросаю каждое слово Виллнеру в лицо, но эффекта ноль – как об стенку горох. В итоге, видя столь явное пренебрежение, я чувствую, как внутри закипает уже не притворный, а настоящий гнев.
– Тебе плевать, да? – бормочу я риторический вопрос. – Тебе все равно?
И тут мне в голову приходит идея. Я оглядываю корпус «