Безнадежный пациент

С еще мокрыми волосами я иду по дорожкам. Сзади неотступно следует Виллнер. Доктор Коделл советует гулять, чтобы я привык к костылям и научился уверенно на них передвигаться. Раньше я особенно не приглядывался, а теперь вижу, что все кусты и растения в саду относятся к вечнозеленым. Они по-прежнему сочно-зеленые, и если бы не поблекшая лаванда и засыхающие розы, можно и не заметить, что началась осень.

Со дня моего неудавшегося побега миновало три недели, – знаю лишь потому, что педантично отмечаю для себя каждый прожитый тут день. Первую неделю я передвигался на кресле, выпрямив больную ногу, а сессии с Коделл временно были перенесены на первый этаж. Однако сеансы Разделительной терапии продолжались с завидной регулярностью и по-прежнему наверху.

Иногда я открывал утром глаза и вздрагивал от неожиданности, увидев над собой потолок комнаты третьего этажа. В другие дни (думаю, изначально так и планировалось) я просыпался в своей кровати подозрительно уставший, смутно ощущая в мышцах остаточное действие серого транквилизатора, как будто сеанс терапии был просто сном.

Утро перетекает в день. Я смотрю, как за окном в форме сердца проплывают и уходят за горизонт частные яхты, курсирующие между Дублином и островом Мэн. Около недели назад, когда начались холода и гулять стало не так приятно, я открыл для себя библиотеку. Помещение в ренессансном стиле занимает часть первого и второго этажа с лестницей в центре. Стены библиотеки отделаны деревянными панелями, которые чередуются с высоченными книжными шкафами до потолка. Я укутываюсь в один из пледов с эмблемой Института Коделл и, попивая принесенный Виллнером чай, читаю почти до вечера. Наугад беру с полок книги и ухожу в них с головой: история, философия, велоспорт на Олимпийских играх. Я даже начал узнавать кое-что новое.

За окном проходит очередной корабль. Я допиваю свой быстро остывающий травяной чай и смотрю на Виллнера.

– А нет ли у вас чего-нибудь… покрепче?

По-моему, уголок его рта дергается в едва заметной улыбке. Виллнер поднимается с кресла в другом конце комнаты.

– Или хотя бы вредного типа «колы»?

Виллнер кивает, уносит мою чашку и блюдце, а я продолжаю листать книгу, посвященную советской фотографии. После инцидента с «De Anima» Виллнер не сводит с меня глаз. Подобные краткие отлучки – это те немногочисленные мгновения, когда он оставляет меня одного.

Ущерб, который его новые обязанности нанесли основным, не заставил себя долго ждать: вынужденный ходить за мной по пятам, Виллнер не успевает обслуживать Призмолл-хаус. Вчера вечером, проведя пальцем под прикроватной тумбочкой, я с огромным удовольствием обнаружил толстый слой пыли.

Я смотрю в окно, выжидая, пока Виллнер не исчезнет в конце коридора. Затем беру один костыль и быстро ковыляю к дальней стене библиотеки. Огромное количество старых изданий не содержат надписей на корешке, а значит, найти конкретную книгу можно только методом проб и ошибок. Сначала я искал не торопясь, давая лодыжке время срастись. Дабы не привлекать к себе лишнего внимания, в присутствии Виллнера я рассматривал первые попавшиеся тома, прикидываясь просто любителем книг.

На самом деле меня интересовала одна-единственная книга. И вчера я ее наконец-то нашел! Я тянусь за старинным атласом. Это громоздкое подарочное издание, тащить такую глыбу – тот еще подарочек. Я с усилием вынимаю атлас с полки и, дрожа от натуги, несу к ближайшему столу. Вчера, когда Виллнер вернулся слишком рано, я сунул твою фотографию между страниц, и теперь импровизированная закладка позволит мне продолжить работу быстрее. Я пролистываю буквально пару страниц, и книга сама раскрывается там, где лежит твой снимок. На развороте изображена карта Ирландского моря с россыпью малых островов. Возраст у атласа солидный, и границы в нем были выведены чернилами еще до раздела Ирландии, но рыбацкая деревушка Портколли указана точно там, где она есть и по сей день. А в паре сантиметров к северу, посреди океана цвета блеклой сепии, виднеется необитаемый остров, на котором ныне стоит Призмолл-хаус.

Из всех подобных книг в библиотеке только в этом атласе указаны наиболее точные размеры северного побережья Уэльса. Поскольку карандаши и ручки мне на руки больше не выдают, я делаю на полароидном фото несколько маленьких надрывов с помощью графического масштаба – так у меня появляется примитивная линейка. Я кладу самодельную линейку между берегом острова и Большой землей. Восемь с половиной километров.

Из коридора доносится тяжелая поступь, ботинки по-военному печатают шаг. Эх, надо было просить напиток посложнее. За несколько секунд до появления Виллнера я успеваю спрятать атлас под стол и сунуть фотографию в карман.