Безнадежный пациент

Ординарец Коделл входит в библиотеку и неспешно направляется ко мне. В его руках вычурный серебряный поднос, на котором стоит газировка со льдом. Я потягиваю напиток и любуюсь видом штормового Ирландского моря. Восемь с половиной километров открытого водного пространства. Сто семьдесят кругов[29] в олимпийском бассейне плюс отягчающие факторы в виде погодных условий, течений и гипотермии.

Через несколько часов Виллнер помогает мне спуститься из библиотеки в объятый тишиной обеденный зал, где меня ждут тортеллини[30] с рикоттой[31] и шпинатом. После трапезы я возвращаюсь к себе в комнату.

Все еще обдумывая детали рискованного заплыва, я с трудом встаю на колени и прячу твой, к великому прискорбию уже надорванный, снимок обратно под матрас. И вдруг все мои расчеты летят к чертям: кончиками пальцев я касаюсь незнакомого предмета. В недоумении сую руку поглубже и пытаюсь определить, что же там такое. Нащупываю тонкий ламинированный квадрат. Какая знакомая вещица! Я не только уже видел подобные – одна из них у меня в руке!

Медленно, почти нехотя, я достаю находку из-под матраса и изумленно смотрю на вторую полароидную фотографию. Первый снимок я аккуратно надорвал в нескольких местах, а второй лишен этих недостатков, но на обоих то же самое изображение: твое улыбающееся лицо, сильно засвеченное вспышкой. Я сам сделал эту фотографию на вечеринке, которую мы с тобой устроили вместо свадебного банкета. И точно помню, что второго снимка не было.

Накатывает знакомое неприятное чувство: словно темная туча наползла на солнце. Мой мир перевернулся, я вновь ощущаю себя пешкой в руках Коделл, причем понять правила ее игры у меня столь же мало шансов, как и выбраться из Призмолл-хауса.

Стараясь подавить тревогу, я сосредоточенно вглядываюсь в фотографии. Мои глаза перебегают с одного снимка на другой, я изучаю каждую деталь, пытаясь угадать, с какой целью мне оставили копию.

Я не знаю, что именно ищу. Две минуты сосредоточенного поиска, и я нахожу искомое. И хоть я на костылях, у меня уходит вдвое меньше времени, чтобы найти Коделл.

– Ну и что это?!

Она сидит в кресле в игровой комнате. Доктор делает пометку в книге и откладывает ее на столик. Я выкладываю две фотографии.

– А! – тихо восклицает Коделл и поворачивается к Виллнеру. – Оставьте нас ненадолго, пожалуйста.

Тот молча кивает и удаляется в направлении атриума.

– Снимки разные, – обвинительным тоном произношу я. – На второй фотографии другой человек. Она похожа на Джулию, но… кто это?

– Никто.

– Никто! – возмущенно выплевываю я доктору в лицо.

– Буквально, – невозмутимо подтверждает Коделл. – Человека, изображенного на этой фотографии, не существует. Образ сгенерирован нейросетью по запросу «создать человеческое лицо, отличающееся от выбранной фотографии на три – пять процентов».

– Но вы же заставляете меня забыть Джулию!

– Не забыть, – возражает Коделл. – Цель – диссоциация от источника зависимости. Вот и все, что мы пытались делать.

– Допустим. – Я мысленно перебираю ее мотивы, пока не прихожу к удовлетворяющему меня выводу. – То есть вы думали, что я потерял оригинал, и решили подсунуть мне снимок другого человека? Я правильно понимаю?

Доктор Коделл пару мгновений обдумывает ответ, глядя на стол, а потом вскидывает глаза и с пугающим спокойствием сообщает:

– Нет, Артур. Джулии нет ни на одном из этих снимков.

Глава 29

Я озадаченно хмурюсь. Инстинктивно смотрю на фотографии и опять на Коделл, пытаясь отыскать смысл услышанного в ее бесстрастном взгляде.

– Что?

– Мы клали новые полароидные снимки ежедневно с самого начала вашего лечения, – объясняет она. – Понемногу изменяли черты лица, и в итоге получилось изображение человека, лишь отчасти напоминающего вашу жену.

– Нет. Нет. Это просто чертов обман разума, – уговариваю себя я.

– Вы уверены?

– Я знаю, как выглядит моя жена!

– Люди очень невнимательны, Артур. Вы удивитесь, как сильно можно сдвинуть восприятие, если потихоньку изменять воспринимаемый объект.

Все мышцы тела каменеют. Шумно втянув носом воздух, я хватаю со стола оригинальную фотографию и внимательно на нее смотрю. В эти мгновения весь остальной мир перестает для меня существовать. Вот твои кудрявые локоны, та самая беззаботная улыбка, серебряные серьги, которые ты купила, когда мы ездили в Брайтон.

– Какого цвета у нее глаза?

Вопрос вонзается осколком стекла, разрушив иллюзию, которую я принимал за реальность. Я был уверен, что это твое лицо. Лицо женщины, рядом с которой я просыпался пятнадцать лет подряд. У тебя карие глаза, орехового оттенка. Однажды вечером, подвыпив, я спел тебе песню Вана Моррисона про кареглазую девушку[32]. Помню, как, глядя в твои глаза, признался, что они словно две спиральные галактики с едва заметным изумрудным ореолом вокруг зрачка.