Безнадежный пациент

Две недели миновало с тех пор, как меня вытащили из воды и срочно доставили в больницу прибрежного города в Северном Уэльсе. Через час туда примчались полицейские. Собрав последние силы, я пересказывал свои злоключения в Призмолл-хаусе. Два офицера сосредоточенно слушали мои показания, медленно осознавая, что к такому совершенно не подготовлены. Прибыли еще несколько полицейских. Всех поразила чудовищность моего рассказа. Наконец появились сотрудники в штатском, которые выслушали меня с непроницаемыми лицами, а потом обещали предоставить защиту, если Коделл станет мне угрожать.

На следующий день приехала мама с нашим корпоративным юристом, который проконсультировал меня насчет ответственности за смерть Уильяма Виллнера. К тому времени полицейский катер добрался до Призмолл-хауса, и с помощью вещественных доказательств того, что меня удерживали против воли, начало складываться мое дело о необходимой обороне.

После того, что случилось на «De Anima», больше я доктора Коделл не видел, хотя предстоящие в скором времени уголовные и гражданские процессы неизбежно сведут нас вместе. Интересно, чувствует ли себя доктор в ловушке, как когда-то чувствовал себя я? Свобода, которую она так ценила, теперь недосягаема. А моральные нормы ее надзирателей настолько отличаются от ее собственных, что это способно свести с ума.

Поправился я довольно быстро. Примечательно, что за короткий срок, в течение которого меня наблюдали в больнице, врачи пришли к поразительному заключению: несмотря на зверства, которым меня подвергали в Призмолл-хаусе, я вернулся оттуда в лучшей физической форме, чем был до того. Хотя мое душевное состояние вызывало массу вопросов, причем большинство – философского характера, в одном пункте никто не сомневался: дольше держать меня в больнице не имело смысла.

Через четыре дня после того, как я пришел в себя, мама вернулась в Лондон. А меньше недели спустя я отправился следом. В квартире царила чистота, кровать была застелена свежим бельем, из холодильника убрали все скоропортящееся. Насладившись умиротворяющей тишиной собственного дома, я стал просматривать огромную кипу конвертов, громоздящуюся на боковом столике. Часа два я перебирал почту, раскладывал важные письма по папкам. Признаю, мне было приятно расквитаться с этим делом.

– Волнуетесь?

– Простите?

– Перед возвращением на работу, – поясняет доктор Данн. – Вы очень боялись выходить в офис после отпуска в связи с кончиной супруги.

– Боялся, и еще как, – улыбаюсь я, вспоминая свои прошлые переживания. – Но теперь я уже не волнуюсь.

– Совсем?

– Совсем.

– Тогда почему вы назначили сессию на утро перед первым рабочим днем? – осторожно интересуется доктор Данн.

– А это не сеанс психотерапии, – спокойно и честно отвечаю я. – Это запоздалое извинение.

– Вы извинились полчаса назад. – Доктор сверяется с часами на столе. – Вы точно ничего больше не хотите мне сказать?

Под ее пристальным взглядом я прислушиваюсь к своим ощущениям.

– По правде говоря… нет. Я благодарен вам за помощь, но больше в ней не нуждаюсь. Я чувствую себя прекрасно.

Я вижу, что доктор Данн мне верит. Или, по крайней мере, видит, что я свято верю в собственные слова.

– Вы все еще носите в себе опыт пребывания на острове, – продолжает она. – Точно не хотите поделиться этим грузом?

– Я справлюсь, – отвечаю я, с удивлением отмечая в своем голосе давно забытую уверенность. – Да и вообще, к кому обращаться, если страдаешь от дикой фобии психиатров?

Доктор Данн не смеется.

– Артур, то, что было на острове, к психиатрии не имеет отношения, – возражает она. – Это нарушение прав человека. Я понимаю, почему предложения Коделл тогда казались прорывом. Она обвиняла современную психиатрию в ущербности, медлительности и неэффективности, но… Нельзя просто взять и починить систему такой невероятной сложности! Исцеление души требует уважения, компромисса и бережного отношения к пациенту. И я переживаю за вас, Артур! Очень переживаю.

– Что ж, спасибо за предложение. Я подумаю, обещаю.

– Договорились, – подводит итог доктор Данн. И тут ей в голову приходит неожиданная мысль. – Часто о ней вспоминаете?

– О докторе Коделл?

– О Джулии.

В кабинете повисает тишина. Я вдруг осознаю, что не произносил это имя уже пять дней. Я упоминал жену в контексте судебного заявления, и только.

– Нет, я бы так не сказал, – признаюсь я. – Зато мои воспоминания все еще со мной. И я могу обратиться к ним в любой момент.

Я быстро перекусываю у метро «Виктория», еду до «Вестминстера», делаю там пересадку и выхожу на «Кэнари-Уорф». Лифт возносит меня на тридцать первый этаж. Двери открываются, и я слышу нестройные аплодисменты. Я прохожу к нашей стойке ресепшен, окруженной стеклянными стенами, где меня встречает с полсотни человек. Все они хлопают в ладоши, что-то радостно выкрикивают, приветствуя мое возвращение в родную компанию. Я удивлен и смущен таким теплым приемом и не знаю, куда девать глаза. С благодарностью улыбаюсь стоящим полукругом коллегам. В центре группы стоит мама с лучезарной улыбкой на лице.