Безнадежный пациент

Далее следуют рукопожатия и добрые пожелания, которые варьируются от искренних до формальных. Я подхожу к Майре Стюарт-Милл, работавшей на должности старшего управляющего производством во время моего изрядно затянувшегося отсутствия. Майра жмет мне руку, и в ее глазах я с удивлением вижу искреннюю теплоту. Хотя мы оба понимаем, что с моим возвращением должность снова переходит ко мне.

В конце концов коллеги расходятся по своим местам, и я вхожу в кабинет генерального директора. Я останавливаюсь возле панорамного окна во всю стену и смотрю на холодное синее небо и плывущие над городом белые облака.

– Ты обратил внимание, как все обрадовались? – спрашивает мама, подходя ко мне. – Ты многих из них вдохновляешь.

Я принимаю незаслуженный комплимент со всем достоинством, на какое способен.

– Да уж, вдохновляю, – усмехаюсь я. – Уверен, люди в состоянии сложить два и два, когда читают газеты.

Мама пропускает мои слова мимо ушей. Когда подробности методики Коделл утекли в прессу, лицо доктора было на обложке каждого национального таблоида. Издания изобразили ее как главаря секты и ангела смерти в одном лице. И хотя прежние коллеги отреклись от Коделл, многие пациенты встали на ее защиту. Причем громче всех высказывался мой старый школьный приятель Монти Хан.

Мое имя в прессе не упоминалось – по крайней мере, пока, – и это оставляло мне немного личного пространства. Однако большинство сотрудников моего отдела знали, что я ездил на остров и вернулся прямо перед тем, как разразился скандал. Для коллег я мог провести эти пять месяцев хоть в замке Дракулы. Встречая меня в холле, они кивали и улыбались, а сами наверняка прикидывали, вернулся ли я оттуда человеком со свободной волей или запрограммированным зомби.

– Как там «Ретивый»? – интересуюсь я.

– В процессе, – отвечает мама. – Мы потеряли несколько важных заказов, что обидно, но ты не волнуйся. Там есть рабочая группа.

Я чувствую, что мы вплотную подошли к обсуждению самого тяжелого вопроса.

Затаив дыхание, мама спрашивает:

– Ты уже думал, когда сможешь выйти на работу по-настоящему?

Я вздыхаю. За окном солнце на мгновение скрывается за облаком.

– Я все еще вспоминаю о том, что было на острове. О том, что мне пришлось пережить.

Мама кладет руку мне на плечо. При упоминании Института Коделл ее глаза затуманивает печаль.

– Понимаю.

– Она хотела, чтобы я поверил, будто Джулия мне изменяла. По крайней мере, таков был исходный план. Коделл называла это концептуальным бессмертием. Пыталась исказить образ Джулии, чтобы я добровольно согласился на сеансы Разделительной терапии, – вдруг улыбаюсь я. – А знаешь, где Коделл прокололась? Джулия вырвалась ко мне, когда я ездил на конференцию. Чисто спонтанное решение. Неожиданная идея. Но если бы не тот сюрприз, если бы Джулия не скучала по мне так же, как и я по ней… Я поверил бы Коделл целиком и полностью.

– Она просто чудовище, – тихо произносит мама. – Никогда себе не прощу, что отправила тебя к ней. Она больной человек.

– Да, – киваю я. – Кстати… Коделл говорила, что записи телефонных разговоров она получила от тебя. А тебе их дал частный детектив, которого ты нанимала.

– Ха! Какая наглость с ее стороны! – презрительно смеется мама, мотая головой.

Я смотрю на нее в упор, без смеха, без улыбки. Мое серьезное лицо красноречивее любых обвинений. Когда мама наконец понимает, что я не шучу, она делает обиженный вид.

– Погоди, я не понимаю… Никакого частного детектива не существовало, Артур! И сам документ ненастоящий! Все это сплошная ложь. Ты же сейчас так и сказал.

– Конечно, ложь, – спокойно признаю я. – Но Коделл рассчитывала, что я вернусь на Большую землю, уверовав в ее вранье. Хотела, чтобы я жил с этим до конца своих дней. Какой ей резон вовлекать в свою аферу человека, с которым я ежедневно вижусь на работе? В разговоре с которым я могу легко проверить ее слова? Как долго просуществовала бы ее ложь?

– Ну знаешь, психи о деталях не думают, – оскорбленным тоном отвечает мама.

– Доктор Коделл думала, – без обиняков говорю я, глядя, как мама пытается выкрутиться. – Напрашивается вывод: столь педантичный человек никогда бы не втянул тебя в эту грандиозную ложь, если бы не был уверен, что ты подыграешь. Только заблаговременно заручившись твоим согласием участвовать в спектакле.

Мама уже собирается все отрицать, однако ее широко распахнутые, полные страха глаза выдают правду.

– Ты знала, что ждет меня на острове, – спокойно заключаю я. – Хотя бы отчасти. Ты была в курсе.

Я вижу, как на мамином лице сменяются разные эмоции. Ее мозг лихорадочно перебирает варианты: отрицание, обман, приуменьшение, побег. Я прямо чувствую, как она старается выпутаться из затруднительного положения, но в итоге все спасительные соломинки ломаются, лишая маму путей отступления.

У нее делается несчастное виноватое лицо, на глазах выступают слезы.

– Ты… ты не понимаешь, милый. Я была напугана. Ведь ты чуть не… – Она подносит дрожащую руку ко рту. – Я боялась тебя потерять. Я… я хотела, чтобы тебе стало легче, а она… уверяла меня, будто это невозможно.

– Понимаю.