Безрассудная

Через мгновение она уже лежит на моем луке.

Пальцы обвиваются вокруг тетивы — легкие сжимаются, дыхание перехватывает в горле.

Я ослабляю хватку, готовая пустить стрелу…

Размытая тень рассекает воздух, переворачиваясь, прежде чем вонзиться в грудь мужчины.

Я моргаю, глядя на стрелу, все еще зажатую в луке.

Когда мой взгляд снова останавливается на мужчине, он сжимает грудь, из которой теперь торчит рукоять ножа.

Я поворачиваюсь и вижу, что рядом со мной стоит Кай, сжимая раненое плечо.

— Вот так, — говорит он с болью. — Теперь с этим покончено.

Я оглядываюсь на человека, упавшего лицом в грязь.

— Как ты…?

— Левая рука, — говорит он небрежно. — Но все равно чертовски больно.

— Я бы сама с этим справилась, — я отворачиваюсь, избегая его взгляда. — Я… я собиралась это сделать.

Он встает между мной и мужчиной, закрывая мне вид на Смерть, пришедшую за тем.

— Я знаю. Я знаю, что ты бы справилась. Ты очень ясно это продемонстрировала, когда сбила стрелу в воздухе, — он качает головой, на лице появляется улыбка с ямочкой. — Но, как я уже говорил, моя душа уже достаточно запятнана за нас обоих. И ты уже достаточно убила за меня.

Я отвожу взгляд, не зная, что сказать. Не знаю, как сказать ему, насколько много это для меня значит. Поэтому я остановилась на мягком «спасибо».

— Это прозвучало болезненно, — говорит он, ухмыляясь как засранец, которым он и является.

— Ну, благодарить тебя — это не совсем то, что я привыкла делать.

— Думаю, что дело в манерах, к которым ты вообще не привыкла, — говорит он, продолжая идти по тропинке.

Он тянет меня за собой, а я качаю головой, глядя на его спину, и понимаю, что все это лишь отвлекает от смерти, творящейся позади нас.

— О, и ты хорошо воспитан?

— Учитывая, что у меня было множество наставников и годы обучения, да, я бы так сказал, — его голос напряжен от боли. — Меня учили, как держать себя при дворе и среди знати. Как разговаривать с женщинами и…

Я фыркнула.

— Ты имеешь в виду флирт?

— Нет, это у меня всегда получалось естественно, дорогая.

Я наконец-то догнала его, чтобы идти рядом.

— Быть ослом тоже естественно, или это то, чему тебя научили во дворце?

Его губы подергиваются, пока он обдумывает мой вопрос.

— Естественно. Но я не могу присвоить себе все заслуги, ― он оценивающе смотрит на меня. — Ты пробуждаешь это во мне.

Я отворачиваюсь, рассматривая камни, чтобы смотреть куда угодно, только не на него. Местность становится все более неровной, слишком каменистой. Стены по обе стороны от нас высокие и усеяны разбросанными углублениями.

Большинство из них слишком малы, чтобы назвать их пещерами, но взгляд зацепился за устье одной, которая выглядит многообещающе. Я невольно размышляю, в каком из этих мест жила сама первая королева.

— Как на счет этой? — указываю я.

На его лбу блестит пот; боль искажает его лицо. Когда он просто кивает, не давая никакого колкого комментария, я понимаю, как ему плохо.

Солнце палит в лицо, пока мы медленно пробираемся к пещере. С каждым шагом, когда кожа трется о ботинки, волдыри напоминают о себе. Я прикусываю язык, зная, что то, что чувствует рядом со мной Силовик, гораздо хуже.

Когда мы наконец входим в пещеру, нас окутывают тени. Здесь свет кажется поглощенным, поэтому ощущение, словно сейчас вечер.

— Сядь, — сурово приказываю я.

Он не сводит с меня глаз. Повинуясь, опускается на землю.

— Что ты делаешь, Грэй?

Я приседаю позади него и осторожно поднимаю окровавленную рубашку, чтобы осмотреть рану.

— На что это похоже, Эйзер?

— Похоже на то, что ты заботишься обо мне, — говорит он с ухмылкой, просачивающейся в его голос. — И, кажется, ты меня раздеваешь.

Я хмыкаю.

— Не будь слишком польщен. Я не могу допустить, чтобы ты превратился в обузу, не так ли?

Он хрипит от боли, когда пальцы касаются нежной кожи вокруг раны. Запах крови щиплет нос, заставляя меня сделать глубокий вдох, прежде чем сказать:

— Мне нечем зашить рану. Все, что я могу сделать, — это промыть ее и забинтовать.

— Отлично, — хмыкает он. — Давай быстрей покончим с этим, ладно?

— Но ее нужно зашить, — сурово говорю я. — В нее может попасть инфекция.

— Мы вернемся в Илию завтра, — спокойно говорит он. — Повязка надолго остановит кровотечение. Я сам себя вылечу, когда мы приедем.

— Конечно, — я киваю, сглатывая при виде крови. Хватаюсь за подол его рубашки, чтобы осторожно стянуть ее через голову. Он шипит, когда она задевает рану. Нежно положив руку ему на спину, я заставляю его лечь на живот.

Передо мной открыта голая спина, на которой скапливается густая кровь. Я едва вижу порез под ней, а металлический запах бьет в нос.

— Расскажи мне что-нибудь, — слабо говорю я.

— Рассказать тебе что-нибудь? — его смех болезненный. — Неужели сейчас самое подходящее время для…

— Да, — вклиниваюсь я. — Это может быть что угодно, просто… просто поговори со мной.

Я зажмуриваю глаза, чтобы отвлечься от ощущения его крови на кончиках пальцев и крови, стекающей по коже. Что-то в том, как он замирает, говорит мне: он начинает понимать.

— Хорошо, — его голос напряжен. — Значит, правду?

— Правду, всегда, — пробормотала я.

Долгая пауза.