Безрассудная

— Иногда я завидую, что именно ты убила моего отца.

Мои глаза распахиваются, чтобы с недоумением уставиться на его затылок.

— Ч-что?

Он вздохнул.

— Я всю жизнь фантазировал о том, чтобы сделать то, что сделала ты. Я не горжусь этим. Но каждый раз, когда он резал меня, кричал на меня или заставлял меня снова и снова сталкиваться со страхом, я боролся с желанием причинить ему ответную боль. И Чума знает, я мог бы это сделать, ― он затихает, голос напрягается. — Это поглощало все мои мысли. Потому что прежде я ненавидел его за все, что он сделал со мной, я ненавидел его, потому что он ненавидел Аву. Он никогда не признавался в этом, конечно, но я знал. Я знал, что он ненавидит ее за слабость, знал, что он считал ее позором семьи.

Я медленно тянусь к одной из фляг, которые мы наполнили дождевой водой, отвлекаясь на секреты, льющиеся из его уст.

— Но я никогда не мог заставить себя сделать это, — он вздыхает. — Неважно, как сильно он тренировал меня или ненавидел людей, которых я любил, он все равно оставался моим отцом. Кровь и долг глубже, чем ненависть.

Я долго молчу, глядя на тускло освещенную каменную стену перед нами.

— И я сделала то, что ты втайне хотел бы сделать сам.

— И самое ужасное, — пробормотал он, — что я должен ненавидеть тебя за это. Но тебя гораздо труднее ненавидеть, чем его.

У нас осталось мало воды, и, что ужасно, я без колебаний выливаю большую ее часть на рану. Потому что, несмотря ни на что, я поняла, нет почти ничего, чем я бы не пожертвовала ради него. Я не позволяю себе зацикливаться на этом внезапном открытии.

— Черт, — шипит он, чувствуя, как вода жжет, просачиваясь в рану. — Я беру свои слова обратно. Может, тебя не так уж трудно ненавидеть, — прохрипел он.

Кровь стекает по его спине, окрашивая кожу в красный цвет в тусклом свете. Мои руки в ней, каждый палец липкий и пахнет смертью, с которой я слишком хорошо знакома.

Я не играю с ним. Я не дразню его и не отвлекаю от боли. Вместо этого я отвожу взгляд, промывая рану, не в силах смотреть на красные потеки. Трясущимися руками я отрываю ткань от того, что осталось от моей юбки. Окровавленными пальцами заправляю импровизированную повязку под его грудью.

Тяжело дыша, я наклоняюсь над его спиной, чтобы затянуть ткань вокруг раны.

Моя коса выскальзывает из-за плеча и качается, пока…

Она попадает в лужу крови, которая снова начинает набираться в ране.

Я вдыхаю, прежде чем зажать рукой середину косы, готовая перекинуть ее обратно через плечо.

Волосы прилипают к ладони.

Я медленно опускаю взгляд, все мое тело дрожит.

Кровь стекает по волосам, капает с кончиков и размазывается по руке. Я сглатываю растущий ком в горле, отдергиваю руку и смотрю на кровь, покрывающую ее.

Я не чувствую ничего, кроме запаха смерти, и не слышу ничего, кроме звона в ушах.

Кажется, Кай что-то говорит, но я не обращаю на него внимания, путаясь в ткани, пачкая ее кровью, чтобы закрыть рану.

С приглушенным вздохом я завязываю ее и тянусь к фляге. Мне удается вылить последние несколько капель воды на ладонь, после чего яростно оттираю руки. Кровь струится по коже, стекая по запястьям и…

— Грэй.

Его голос достаточно строг, чтобы вывести меня из оцепенения. Я не знаю, когда он успел сесть, но теперь он смотрит на меня, нежно положив руку на мою ногу.

— Что происходит?

Я качаю головой, борясь со слезами, которые грозят вот-вот пролиться.

— Это ничего…. Это… — мой взгляд падает на руки и кровь, покрывающую их. Те самые руки, которые держали умирающие тела тех, кого я любила больше всего.

Те самые руки, которые навсегда остались в их крови.

— Это кровь, — мягко говорит он. — Раньше ты никогда не была брезгливой, пока…

Сердце стучит в груди, и я начинаю терять сознание.

Все, что я чувствую, — это запах крови. Все, что я чувствую, — это чувство вины.

— Я… я больше не могу, — задыхаюсь я. — Я больше не могу так себя чувствовать. Это все слишком.

Я опускаю взгляд на серебристые волосы, окрашенные в красный. Вид моей косы заставляет меня замереть и ненавидеть то, сколько власти кровь теперь имеет надо мной.

Я стараюсь замедлить дыхание и стабилизировать биение моего сердца.

Оцепеневший гнев внезапно заглушает панику, охватившую меня. Я делаю глубокий вдох, поднимаю взгляд на него.

— Отрежь ее.

Он морщится от моих слов.

— Что?

— Я хочу, чтобы ты отрезал ее, — тихо говорю я. Мое лицо остается без эмоций, несмотря на слезы, затмевающие зрение. Я провожу окровавленными руками по длине косы, окрашивая ее с каждым движением.

Глаза Кая следят за моими пальцами, слегка расширяясь в понимании.

— Грэй, может, тебе стоит…

— Я хочу, чтобы ты ее отрезал, — шепчу я. — Пожалуйста.

— Эй, посмотри на меня, — мягко говорит он, его рука тянется к моему лицу. — Я вымою твои волосы, хорошо? Кровь не останется там навсегда…

— Останется, — громко вскрикиваю я, мой голос дрожит. Я смаргиваю слезы, заставляя себя удерживать его взгляд. — Останется, — повторяю я, на этот раз шепотом. — Кровь всегда будет там. Кровь моего отца. Кровь моей лучшей подруги. Кровь каждого, кого я убила. Она всегда там, — мой голос дрогнул. — И я тону в ней.