Он качает головой, проводя большим пальцем по моей щеке.
— Смерти Адины и твоего отца случились не по твоей вине.
— То, что это не моя заслуга, не значит, что это не моя вина, — шепчу я.
— Нет, это не…
— Пожалуйста. Я знаю, что ты хранишь мой кинжал в своем сапоге.
Он замирает от мягкости моего голоса.
— Я не хочу, чтобы ты об этом пожалела.
Я качаю головой, глядя на свои окровавленные руки.
— Ты не понимаешь. В этих волосах хранятся воспоминания. И они тяжелые, — я медленно поворачиваюсь к нему спиной, распущенная коса свисает вниз по позвоночнику. — Пожалуйста, Кай.
Тишина.
Пока она не исчезнет, пока я не почувствую, как он потянулся к своему сапогу, пока мою косу бережно удерживают одной рукой, а другая прижимает к ней клинок моего отца.
Я чувствую его дыхание на своей шее, нерешительное и неуверенное.
Слеза скатывается по моей щеке, когда я киваю.
Сняв косу с моей шеи, он начинает проводить лезвием по ней.
Все мое самообладание рушится при звуке срезаемых волос.
Слезы текут по моим щекам. Я плачу о своем прошлом, о маленькой девочке, которая держала руку своего отца, пока она не остыла. О маленькой девочке, которая боролась за выживание в королевстве, которое ее ненавидело.
Я плачу по Адине — моему солнцу во тьме, в которую я погрузилась. Я до сих пор чувствую ее окровавленное тело на моих руках, вижу ее сломанные пальцы, связанные за спиной. Я плачу, потому что смерть недостойна ее. Но она заслуживает моей скорби, каждой сдерживаемой слезы.
Я плачу за каждый раз, когда мне казалось, что я не должна. За каждый раз, когда мне казалось, что это делает меня слабой.
Я ощущаю шорох распущенных волос, которые спадают по моей спине, тяжесть, свалившуюся с моих плеч.
Когда он отстраняется, я слышу стук кинжала о пол пещеры. Я мотаю головой, чувствуя легкость без тяжелого занавеса волос, ниспадающего по спине. Свежесрезанные концы едва касаются моих плеч, щекочут кожу.
Его рука лежит на моей руке, мягко поворачивая меня лицом к себе. Я жалко сопротивляюсь, не желая, чтобы он видел меня такой. В конце концов он притягивает мои руки к себе и берет нашу последнюю полную флягу из рюкзака. Я наблюдаю, как он зубами разрывает ткань на юбке, а затем выливает драгоценное количество воды на мои испачканные руки.
Он сидит в тишине, смывая кровь с моих рук. Его прикосновения мягкие, словно я нежная, а не хрупкая. Как будто он заботится обо мне потому, что я этого заслуживаю, а не потому, что нуждаюсь в этом.
Он проводит тканью по моим ладоням, между пальцами, уделяя особое внимание моим ногтям. Только когда мои руки становятся чистыми, он кладет ткань и поднимает на меня глаза.
Все, что он делает, — намеренно, — это такой вид близости, которого я никогда раньше не чувствовала. От такой заботы по моей щеке скатывается еще одна слеза, прежде чем я успеваю ее остановить. Это все, что требуется для того, чтобы поток эмоций снова обрушился на меня.
Я практически захлебываюсь слезами, дышу неровно.
— Шшш, — шепчет он. — С тобой все в порядке.
Он протягивает руку к моему лицу, намереваясь вытереть слезы. Я качаю головой, отстраняясь.
— Нет, я не хочу, чтобы ты видел меня такой. Я не хочу, чтобы ты вытирал мои слезы.
Он медленно кивает, понимая мои слова.
— Хорошо. Тогда я не буду.
Его рука медленно находит мою, лежащую у меня на коленях. Я в замешательстве смотрю, как он берет ее и подносит ее ко рту.
Еще одна слеза скатывается из моего глаза, когда его губы касаются подушечки моего большого пальца.
Этот жест такой незначительный, но в то же время такой важный. Теперь, когда я понимаю его смысл, я сглатываю, осознавая, что он готов разделить со мной нечто настолько особенное.
Но потом он берет этот палец и проводит им по моей щеке, чтобы вытереть слезу. Затем он подносит его к губам и снова целует, а затем вытирает еще одну слезу.
— Ты достаточно сильная, чтобы вытирать собственные слезы, но слишком упрямая, чтобы позволить кому-то заботиться о тебе, — бормочет он.
Он продолжает целовать мой большой палец, помогая мне вытереть каждую слезинку, украшающую мое лицо. Мои глаза опухшие, лицо в пятнах, но он смотрит на меня с благоговением, как на святыню.
Когда он в последний раз целует мой большой палец, он тянет меня в свои объятия. Моя спина прижата к его голой груди, и он крепко держит меня, несмотря на свою рану. Рука проводит по моим коротким волосам, пальцы касаются моей шеи.
— Спасибо, — шепчу я, положив руку на его руку, обхватившую мою талию.
Он наклоняет голову и касается моей.
— Тебе лучше?
Я молчу, обдумывая его вопрос.
— Впервые за долгое время мне кажется, что это возможно.
Глава сорок вторая
Китт
Я не был в западной башне с тех пор, как навещал маленькую девочку, некогда жившую здесь.
Теперь там женщина. Королева. Мать — может быть, в каком-то смысле и для меня.
Я быстро шагаю по мягкому ковру, стараясь не привлекать к себе лишнего внимания. Слуги вежливо улыбаются, Гвардейцы украдкой наблюдают. Скользнув взглядом по одному из окон в коридоре, я ловлю себя на попытке разглядеть собственное отражение.