Безрассудная

Вместо этого мои ноги подкашиваются. В горле пересыхает. Зрение затуманивается.

Я все еще не был на его могиле. Так и не смог заставить себя посмотреть на клочок земли, ставший последним пристанищем для него.

За окном — маленькое кладбище в укромном уголке замка. Под мягким покрывалом травы десятилетиями покоятся короли, королевы и их род. Резные каменные плиты возвышаются над каждым могильным холмом, обозначая, чье разлагающееся тело лежит в ней.

Я делаю неглубокий вдох, чувствую, как воздух царапает горло.

На мне задерживаются несколько любопытных взглядов, отчего мою кожу покалывает, и это ощущение заставляет меня расправить плечи. Потому что я их король. Я не сумасшедший. И сцен устраивать не буду.

Отрываю взгляд от свежей земли, что скрывает отца, и продолжаю идти по коридору, ускоряя шаг.

Голову выше. Спину прямо. Взор ясный.

В последние дни, после раскрывшего-мне-глаза разговора с Гейл, я уже успел посетить старую иву и извиниться перед Авой за пропущенный день рождения. И, черт возьми, я извинился не только за это. Видимо, выглядел я тогда как король-безумец, бормоча что-то корням, которые прорастали под моими ногами.

Вот тогда-то Калум и нашел меня, чтобы напомнить о трех «Б». При этой мысли я засовываю руку в карман, находя под пальцами прохладную коробочку, и рассеянно провожу подушечкой большого пальца по бархату, вспоминая столь необходимые наставления, которые давал Калум.

— Держись как король, даже если еще не чувствуешь себя таковым. Ради твоего плана, ради твоего народа.

Я сворачиваю за угол, снова оказываясь в коридоре, полном любопытных глаз. Моя рука крепче сжимает коробочку, напоминая мне о трех «Б» и придавая сил. Выдохнув, я спокойно шагаю сквозь толпу слуг и Гвардейцев.

Голову выше. Спина прямая. Глаза ясные.

Времени на раздумья о том, достаточно ли по-королевски я выгляжу, не остается, поскольку я оказываюсь перед возвышающейся лестницей, которая поднимается к западной башне. Это крыло замка отведено под лазарет, также известный как изолятор.

Ступени скрипят под моими ногами. Подъем вверх по многочисленным извилистым маршам быстро меня утомляет.

Черт, неужели я настолько не в форме?

Неудивительно, если вспомнить, сколько времени я провел в кабинете. Я задыхаюсь, когда добираюсь до изношенной двери наверху лестницы.

Мой кулак поднимается, готовясь постучать костяшками пальцев по дереву.

Я колеблюсь.

Есть причина, по которой я до сих пор не посещал королеву. Она моя мать только формально, и я полагаю, что часть меня всегда презирала ее за то, что она — не та женщина, что умерла, подарив мне жизнь. Не та, с которой я так отчаянно хотел встретиться.

Но Отец очень любил ее, а она его. Именно это стало причиной ее болезни — горе. По крайней мере, у нас с ней это общее.

До тех пор, пока я не найду в себе смелость взглянуть на могилу отца, я буду сидеть у смертного одра его жены.

Я стучу. Дверь распахивается.

Меня встречают шокированные взгляды лекарей. Они не задают вопросов — в этой башне всего один пациент.

Меня проводят через комнату, мимо накрахмаленных кроватей, покрытых пылью.

Здесь уже много лет никого не было.

Даже когда мы с Каем рвали друг друга на ринге, Эли спешно залечивал наши раны прямо в спальнях, потому что эта часть замка предназначена для ран гораздо более глубоких, чем те, с которыми справится Целитель.

Мой взгляд останавливается на койке, задвинутой в угол, с аккуратно сложенным постельным бельем. Я задаюсь вопросом, видел ли Кай эту кровать пустой, без тела Авы.

— Китт!

Оторвав взгляд от кровати, я встречаюсь с карими глазами, потеплевшими при виде меня.

— Джекс, — заставляю себя улыбнуться. — Не знал, что ты здесь.

Улыбка на его лице ярче моей, она подчеркивает его смуглую кожу.

— Не думал, что увижу тебя здесь. Или, э-э, где-либо еще.

Я вижу, как печаль оседает на его лице, и отчаянно пытаюсь ее искоренить.

— Извини, Джей. Я был занят больше, чем обычно.

Он кивает, немного неловко переминаясь с ноги на ногу.

— Да, уверен, что так. — Он бросает взгляд на кровать позади себя. — Она спрашивала о тебе.

Я прочищаю горло.

— Ты часто сюда заходишь?

Он кивает, и на его лице мелькает смущение.

— Почти каждый день. Я… я в долгу перед ней. Она забрала меня к себе после того, как мои родители…

Я киваю, когда он замолкает, не нуждаясь в напоминании о кораблекрушении на Мелководье, забравшем его семью. Я прокашливаюсь, чувствуя легкую неловкость. Что-то изменилось между нами, и это сбивает меня с толку.

Полагаю, это моя вина — ведь я единственный из нас, кто изменился. Единственный, кто теперь король.

— Ну, — медленно говорит Джекс, — пожалуй, я оставлю вас.

Когда он начинает отходить, я мягко кладу ему руку на плечо.

— Чума, ты вырастал на дюйм каждый день с тех пор, как я видел тебя в последний раз?