Безрассудная

— Конечно, сомневался. Это вроде как моя работа. — Покачав головой, я посмотрел на голубое небо. — Но ты отвлекала меня. Словно в тот момент, когда я задумывался о твоих способностях, ты всегда находила способ направить мои мысли в другую сторону. Я все еще открываю для себя новые способности, особенно когда речь идет о Примитивных. Так что ясновидение не показалось мне слишком неправдоподобным.

Она самодовольно улыбается.

— Я очень хороша в своем деле.

— Не наглей, дорогая.

Она поворачивается и смотрит на меня с непроницаемым выражением лица.

— У тебя волдырь на внутренней стороне левой ноги, — она опускает взгляд на отросшую щетину на моей челюсти. — Ты не носишь бороду, потому что тебе не нравится, как она выглядит. И… ты носил кольцо в замке, но снял его перед тем, как отправиться за мной.

Я качаю головой, изо всех сил стараясь скрыть свое изумление.

— Ты меня поймала, Грэй. Все именно так. — Я потер руку, как делал это с тех пор, как покинул замок. — Я носил кольцо Силовика. Оно было большим и громоздким, и я не мог к нему привыкнуть. Его ощущение между пальцами вызывало у меня беспокойство, поэтому я решил, что эта миссия — отличный повод, чтобы его снять.

Я бросаю взгляд на нее и вижу, как она с печалью смотрит на кольцо, которое крутит на пальце в привычном жесте.

— Всю жизнь я думала, что это кольцо символизирует брак моих родителей, а не чужих людей.

— Они были твоими родителями, — сурово говорю я. — Одна кровь — не значит родство. Джекс мне такой же брат, как и Китт, несмотря на то, что у нас разные родители.

Она кивает, понимая, но не до конца веря.

— В этом есть смысл. Во всем. — она слабо смеется. — Я дочь Обычных, которые не хотели иметь со мной дела. Вот почему я не Микс. Наверное… Наверное, я просто никогда не задумывалась об этом до сих пор.

— А зачем тебе это? — говорю я просто. — Когда отец любит тебя, ты не чувствуешь необходимости искать любви от кого-то еще.

Она кивает и замолкает. Солнце ярко светит над нами, обжигая мою шею. Я ничего не говорю ни о своем ноющем плече, ни о натертой мозоли на ноге, о которой она уже и так знает.

Мы идем в легком молчании на протяжении всего оставшегося отрезка пути. Последний черствый хлеб мы быстро съедаем и запиваем теплой водой.

Рельеф начинает понемногу меняться, и вокруг нас появляются пучки травы. Прикрыв глаза рукой, я щурюсь от солнца и замечаю зеленую полосу, к которой мы приближаемся.

— Мы почти у цели, — говорю я, нарушая тишину. Я уже вижу башни замка, возвышающиеся над горизонтом.

— Отлично. Последняя остановка перед Илией.

Опять этот тон.

Я прочищаю горло.

— Ты когда-нибудь бывала на поле?

— Учитывая, что оно находится рядом с замком, а я и близко к нему не подходила до Испытаний — нет, я никогда не видела поля.

— Хорошо. — Я улыбаюсь ей. — Я буду первым, кто увидит твою реакцию.

У нее отвисает челюсть, как я и предполагал.

— Что… что это такое? — таращит она глаза, переставляя ноги все быстрее.

— Это поле.

Ее рука бьет меня в живот.

— Я знаю это, умник.

Она мило улыбается, как будто только что не выбила воздух из моих легких.

— Я говорю о цветах.

Я выпрямляюсь, прижимая руку к животу, и смотрю на море ярко-красных цветов. Каждый лепесток плавно переходит в следующий, образуя одеяло из цветов, согревающее траву под ним.

— Маки, — говорю я, улыбаясь, когда вижу выражение ее лица.

— Я никогда не видела таких ярких маков, — моргает она. — Они оранжевые, красные и буквально повсюду.

Я не могу оторвать от нее глаз.

— И что? Что ты думаешь?

Она оглядывается на меня, и в ее улыбке сквозит озорство.

— Я думаю, что ты меня задерживаешь.

Едва произнеся эти слова, она поворачивается и бежит к полю. Я едва успеваю броситься следом, прежде чем цепь успевает сбить меня с ног. Я смотрю, как она раскидывает руки, обнимая ветер, когда ее сапоги касаются края поля. Я не видел ее такой беззаботной с того дня, когда пошел за ней в дождь, срывая незабудки, чтобы заправить их ей за ухо. Видя, как она радуется жизни, я понимаю, что то, что я выжил того стоит.

— По крайней мере, старайся не отставать! — зовет она, и маки обступают ее ноги с каждым шагом. — По-моему, ты не в форме, Эйзер!

— Неужели? — смеюсь я, настигая ее.

Она слишком поздно понимает, что происходит.

С ее губ срывается визг, когда я хватаю ее за ноги и перекидываю ее тело через свое здоровое плечо. Я прикусываю язык от боли, которая пронзает мое тело, но звук ее смеха исцеляет, он способен заставить мужчину забыть собственное имя, не говоря уже о боли.

— Что ты делаешь? — смеется она, размахивая руками.

Я кружу нас.

— Показываю тебе, насколько я не в форме.

Она хихикает, как девушка, которой не пришлось оплакивать своего отца и лучшую подругу. Как девушка, которая не боролась за выживание, не воровала, когда умирала от голода. Как девушка, которая не прикована к мужчине, которого должна ненавидеть.

В стойкости, в способности смеяться, несмотря ни на что, есть своя прелесть.

— Хорошо, — говорит она, — ты доказал мою неправоту. Теперь можешь опустить меня на землю.