Я провожу рукой по лицу, теперь уже шершавому от забывчивости. Не помню, когда в последний раз брился, да и когда в последний раз выходил из этого кабинета. Ну, скорее всего, две недели назад. Потому что, кажется, что именно этот период делит мою жизнь на «до» и «после», хотя я точно не могу вспомнить, что происходило между той жизнью и этой реальностью.
Разбросанный на столе пергамент, который прошлой ночью служил мне подушкой, покрывает темное дерево, ожидая своего часа. Я смотрю из-под полуприкрытых век на неразборчивый почерк и разглядываю буквы, которые в ответ уставились на меня.
Такие гневные слова. Такая горечь, скрытая между строк скомканной бумаги. Кто бы мог подумать, что я способен на такую жестокость, на такую всепоглощающую печаль?
Эта мысль — горькое предательство, шепот правды, щекочущий ухо. Ведь это — монстр в облике человека — именно то, чего он хотел. Не той кротости, над которой он насмехался, не доброты, ставшей моей ахиллесовой пятой.
Я провожу рукой, испачканной чернилами по лицу, очерчивая линии на коже. Мой взгляд цепляется за строки, которые явно писал не я, на пергаменте, лежащем под моими локтями. Даже в наклоне букв и насыщенности чернил чувствуется твердость Кая.
Я ему не завидую. По-настоящему — нет. Намеренно — точно нет.
Кай был бы тем королем, которого хотел отец. Это было так же очевидно, как и то, с какой неприязнью они относились друг к другу. Кай — жестокий, смелый, с хорошей интуицией — во всех отношениях сын короля. И я думаю, что именно в этом заключалась проблема между ними. Отец ненавидел, что он не наследник. Ненавидел то, что первый сын помешал этому сбыться. Я не был Каем, и это его убивало.
И я знаю, что часть отца презирала брата за то, что тот был всем, чем не был я.
Я встаю, чувствуя в себе нерешительность, похожую на мой прерывистый выдох. На протяжении двух недель моей повседневной увлекательной прогулкой было хождение к окну и обратно. Но сегодня… сегодня я чувствую себя смелее. Сегодня я открываю шторы и тут же жалею об этом опрометчивом решении.
Меня ослепляет тусклый свет, пробивающийся через мутное окно. Моргая, я осматриваю окрестности, а затем дом, в котором в последнее время ощущаю себя заложником. Я устремляю взгляд туда, где далеко-далеко простираются Скорчи, куда я отправил Кая, чтобы он нашел ее.
Я думаю о ней больше, чем должен. Пишу о ней, когда мысли больше не вмещают ее образ. Прокручиваю в голове каждую деталь нашего непродолжительного пребывания вместе. Каждое ее тщательно продуманное лживое слово. Ее настойчивость, когда она играла со мной. Тонкие намеки отца, чтобы я проводил с ней время. И чувства, с которыми борется Кай, пока гонится за ней.
Поток мыслей заставляет меня вытянуть относительно чистый лист пергамента из-под его собратьев.
И вот она снова появляется на странице. Игра слов, которые я уже не раз связывал воедино. Баллада о предательстве, сонет о печали.
Я устал писать от лица злодея.
Глава тринадцатая
Кай
Посреди чертового боя. Хотя чему тут удивляться?
— Прикончи его! Прикончи его! Прикончи его!
В подвале сыро, по нему эхом разносится гул многочисленной толпы. Проталкиваясь сквозь потные тела, я окидываю взглядом макушки тусклых оттенков, все еще не привыкший к отсутствию ярких волос. Именно тогда я обращаю внимание на мужчину, нарезающего круги по клетке, удивительно крупного по сравнению с его противником.
Тот, кто движется как танцор, не всегда плавно, но расчетливо. Словно предугадывая каждый шаг, продумывая каждое движение.
Тот, кто сражается со знакомым огнем, с яростью, которую подпитывали и оттачивали годами.
Тот, чье лицо скрыто, чьи волосы спрятаны, чья личность замаскирована.
Я знаю лицо под этой тканью. Знаю веснушки, что покрывают этот нос, серебристые волосы, сверкающие на солнце. Знаю стройное тело, скрытое под слоями одежды, скрывающими талию, на которой идеально лежит моя рука, ребра, покрытые шрамами от копья в Шепчущем лесу.
Это она.
— На ваших глазах победу одержала Тень!
Хотя я не вижу ее лица, я почти ощущаю исходящую от нее гордость, когда она стоит на ринге, подняв кулак в знак триумфа. Я почти не следил за боем, слишком поглощенный осознанием того, что это она. Но я замечаю кровь на платке, плотно обмотанном вокруг ее головы и лица, скрывающем преступника.
Бой заканчивается слишком быстро. Толпа аплодирует. Тень уходит.
Эта мысль почти заставляет меня горько рассмеяться. Две недели назад эти слова имели бы совсем другое значение, о котором я не позволяю себе больше думать.
Теперь она стоит рядом с ведущим, получая свою награду и, судя по всему, похвалу.
Я должен последовать за ней. Должен подойти к ней, застать врасплох. В этом деле мне нужно быть умнее. Навык, отработанный годами требует, чтобы я действовал осторожно, обдуманно.