— Возжелать смерти родителю своему — один из самых страшных грехов на свете. Возжелав гибели отца, Энни себе пожелала смерти, сама не подозревая того, обрекла себя на тяжкие душевные страдания. Какая кара ждёт её за это — одному Творцу нашему известно, а ты, МарТин, должен молиться за неё. Ведь в молитве кроется невиданная сила. Сила, данная нам самим Творцом нашим.
— А кто наш Творец? Какой он?
— Тот, на кого мы похожи, как я говорил ранее, но с высочайшими способностями, и с возможностями, несопоставимыми с человеческим воображением. Люди называют его Богом. Ты тоже можешь звать Творца нашего Богом. Так будет для тебя проще. Но, это не старец с длинной бородой, который восседает на облаке и подглядывает за нами с небес. У Творца нет плоти и тела в нашем понимании, и похожи мы на него своей душой бессмертной, а не пальцами, носами и ушами.
— Я немного запутался. Тетя Линда говорила, что сама библия и легенды о сотворении Богом мира и человека за семь дней — это религиозный миф, который можно толковать лишь с точки зрения художественного произведения. Потом она отвела меня в музей Естествознания, и там мы с ней увидели, как создавалась наша Вселенная и наша Земля. Там нам рассказали, как появилась жизнь на Земле и откуда взялись люди. А ты говоришь, всё создал Творец без пальцев и ушей…
— Узнаю в твоих словах Линду, но, МарТин, она заблуждается, если думает, что человек произошел от обезьяны.
— А от кого?
— В отличие от всех животных, человек лишён врожденных инстинктов, даже так называемый инстинкт самосохранения развивается с годами и осознанием опасности за жизнь, но в тоже время мы наделены способностью учиться чему угодно и использовать свои знания без каких бы то ни было ограничений, в том числе и неординарных, для осознания. Предела, МарТин, нет ничему. Такое же существо и наш Творец, наш Бог, если хочешь. Он может создавать и изменять практически всё во Вселенной, используя законы физики, химии, математики, но не волшебства или магии.
— Получается, наш Бог просто очень хороший учёный? Как адемик?
— Скорее да, чем нет.
— Раньше ты говорил мне совсем другие слова. Раньше ты всё время ссылался на библию и священные писания. Такая неразбериха в голове. Но, главное, я всё равно не знаю, как молиться за Энни…
Гаррет пристально, не моргая, смотрел на сына, и так же, как ясен был взгляд его, поплыли и светлые слова:
— Отче наш! Прости и сохрани душу грешную рабы божьей Энни. Прости ей согрешения вольные и невольные. Прости ей проклятия её на смерть отцу сказанные. Убереги ее от смерти случайной без покаяния. Избавь ее от искушений лукавого. Попали, Господи, терние всех согрешений её, и да вселится в неё благодать Твоя, опаляющая, очищающая, освящающая всякого человека во Имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь.
МарТин поглядел в отцовские глаза и увидел в них необычайное свечение, подобно утренней заре, когда солнце ещё не появилось на горизонте, но его розовые лучи уже видны на небосклоне, — так же и из глаз Гаррета лился во все стороны нежнейший голубой свет.
— Я запомню эту молитву.
— Читай её почаще. Она непременно будет услышана.
— Па, скажи, что такое Рай?
— Как ты сам думаешь?
— Я слышал ещё в Лондоне от одного мальчика из старших классов, что Рай — это огромный гипермаркет, в котором есть все, что изобрело человечество за своё существование, и ты ходишь по нему с райской пластиковой картой, на которой нет никаких ограничений.
— Забавное представление о Рае.
«Интересно, — подумал вдруг МарТин, — почему папа не спрашивает меня о повязке на носу? Разве он её не видит?»
— Вижу-вижу… И знаю, как всё произошло, — моментально прочитав мысли сына, сказал с улыбкой Гаррет.
МарТин покраснел от смущения: «Значит, ты всё-всё обо мне знаешь? И видишь всё, что я делаю? И слышишь, что я думаю?»
«Конечно, я всегда оказываюсь рядом с тобой, когда тебе нужна моя помощь».
МарТину вспомнилась схватка с бородатым монстром, повторился в голове выстрел из пистолета, и он тихо спросил:
— И ещё, па, смерть — это страшно?
— Со смертью неизбежно встретится каждый человек. Получается, что смерть — это часть жизни, а жизнь страшной быть не может, поскольку жизнь — это чудо! После смерти будет другая явь, которую ты пока даже не можешь представить. Эта реальность, МарТин, будет у каждого своя, поскольку неизвестно, в какую именно параллель попадёт тот или иной человек, но иметь эта явь будет только две формы: блаженство или мучение.
— Рай и Ад?
— Можешь называть и так. Но, в любом случае, Рай — это не гипермаркет, не новые вещи и места, а новые отношения. Это место, которое можно назвать семьёй Творца нашего.
— Там у меня будет новая семья?
— Не совсем так. Некоторые считают, что попадают в Рай благодаря добрым делам и вере в Бога, или, что ещё хуже, благодаря тяжелым страданиям. Но в этом есть небольшое заблуждение. Рай начинается не после смерти, а ещё при жизни, как, впрочем, и Ад.
— Я не совсем понимаю. Как это возможно?